— Из лесничества... час ходьбы отсюда.
— А как Тебя зовут?
— Михаил.
— У тебя то же имя, как и у этого местечка*. Ты от него и получил имя?
— Не знаю... Я думаю, что скорее от архистратига Михаила.
Юноша выговорил это имя с известной торжественностью, и Велау, заметив это, спросил с саркастической улыбкой:
— Ты, конечно, питаешь большое почтение к ангелам?
Михаил вскинул голову.
— Нет, они только и делают, что целую вечность молятся и славословят. А вот архангела Михаила, того я люблю! Этот-то, по крайней мере, хоть делает что-нибудь: как архистратиг, начальник воинства Божьего, он ниспровергает сатану!
В словах и тоне юноши чувствовалось что-то необычное. Профессор с удивлением смотрел на его лицо, которое вдруг преобразилось в потоке солнечного света, хлынувшего из окна, и пробормотал:
— Странно! Вдруг у него стало совсем другое лицо! Что скрыто за этими чертами?
В этот момент отец Валентин вернулся в комнату и, заметив тетрадь в руках брата, спросил:
— Ты экзаменовал Михаила? Не правда ли, он хороший латинист?
— Да, но что ему делать со своей латынью в заброшенном лесничестве? Наверное, у отца нет средств, чтобы отдать его в школу?
— Нет, но я надеюсь сделать для него что-нибудь другим образом, — ответил священник и, в то время как Михаил подошел к шкафу, чтобы спрятать учебные пособия, шепотом продолжал: — Если бы только бедняк не был таким некрасивым и неуклюжим! Все зависит от впечатления, которое он произведет в известном месте, и я боюсь, что это впечатление будет неблагоприятным.
— Некрасив-то он некрасив, но только что, высказав очень неглупую мысль, он весь преобразился и что-то в его лице напомнило мне графа Штейнрюка.
— Графа Штейнрюка? — повторил отец Валентин, пораженный до последней степени.
— Я имею в виду не покойного графа, а его двоюродного брата, главу старшей линии. Он был в Беркгейме, где я и познакомился с ним. Конечно, он счел бы такое впечатление личным оскорблением для себя и был бы прав. Красавец Штейнрюк с внушительной фигурой — и этот мечтательный Иванушка-дурачок! Ни одной общей черты нет у них в лицах, и я сам не знаю, почему такое пришло мне в голову, когда я увидел блеск загоревшихся глаз этого юнца.
Священник помолчал немного и затем уклончиво сказал:
— Да, Михаил — порядочный мечтатель. Иногда по своему равнодушию и безучастности он кажется мне каким-то лунатиком.
— Ну, в этом еще не было бы особенного зла, — возразил Велау. — Лунатика можно разбудить — стоит только назвать его по имени — и когда он проснется, может быть, он и сделает что-либо путное. Его работы очень неплохи!
