Янкелевичи пригласили меня на кухню, "выпить чаю". Едва я уселся за стол, как появился Сахаров — слегка сутулый человек, одетый во фланелевую рубашку с открытым воротом. Он крепко пожал мне руку и, на русском языке поблагодарил за то, что я пришел. Затем, когда Ефрем приступил к переводу, он повернулся к Тане, прося ее, вероятно, поторопиться с чаем.
Таня высыпала несколько пакетиков с чаем в маленький фаянсовый чайничек. Затем она залила в него кипяток и укутала, чтобы сохранить тепло. Весь день она подливала его содержимое в наши чашки, добавляя к нему кипяток. Я предпочел бы пить просто горячую воду, а не эту смесь, но решил не отказываться. Не знаю, сколько чашек я выпил.
Когда Сахаров вопросительно посмотрел на меня, я опять почувствовал неуверенность — как в столь обманчиво прозаической обстановке говорить с этим легендарным человеком? Здесь он был в чужой стране, столько лет враждовавшей с его родиной. "Я был в Москве в 1978 году, — выпалил я, — и помню, как на пути из аэропорта проезжал мимо монумента, отмечающего крайнюю точку продвижения фашистов". Голос мой дрогнул, когда я произносил эти слова. "Я родился в Германии. Большей части моих родных удалось спастись. Мы прибыли в Америку как раз, когда разразилась война". Один чужак говорил с другим.
Когда Ефрем закончил перевод, Сахаров кивнул, по-видимому, поняв меня. Несколько смущенный собственной эмоциональностью, я поскорее перешел к тому, ради чего мы встретились.
Похоже, перевод давался Ефрему с трудом; Тане иногда приходилось поправлять его, но все же роль переводчика явно была отведена Ефрему. Он сидел наискосок от меня и курил без остановки, глубоко затягиваясь. Пепельница наполнялась, опустошалась и вскоре наполнялась снова.
Сахаров начал с того, что повторил сказанное мне Таней по телефону. Он собирался обсудить все «за» и «против» СОИ с ее американскими сторонниками и хотел заранее познакомиться с их аргументами.
Я сказал, что не считаю себя специалистом по СОИ, но постараюсь рассказать все, что знаю. Еще я добавил, что та высота, которую он завоевал своими прежними действиями, теперь дает ему уникальную возможность заставить общество слушать его доводы. Сахаров ответил: "Аргументы должны говорить сами за себя, а не зависеть от того, кто их преподносит". Пока Ефрем переводил, Сахаров пристально на меня посмотрел, и несмотря на его вежливый тон, было ясно, что сказано это было довольно жестко.
Очевидная простота его слов поразила меня. В мире, где важнее то, как сказано, а не то, что сказано, Андрей Сахаров выбрал трудный путь, но ему, кажется, удалось заставить людей слушать, что он говорит.
