По-видимому все идет по плану.
Появляется майор и с нас снимают наручники. С меня, Сурка и Шланга. Я растираю запястья — от души заковали менты.
Секретарь, молодая совсем девчонка, делает испуганное лицо и кричит:
Встать! Суд идет! — и суд идет. Впереди старая мымра, лет пятидесяти, судя по юбке — женского пола. Следом безликие кивалы, он и она. По-видимому от станка оторвали. А зря…
Суд усаживается, мы тоже и начинается тягомотина, кто, где, когда, зачем родился, где учился и так далее, и тому подобное. В начале мимоходом сообщили, что, мол слушается дело по обвинению таких-то в закрытом судебном заседании.
То-то зал пуст! Да…
Hет, что б открыто заклеймить, пригвоздить, прибить к позорному столбу, смешать с дерьмом и развеять по ветру…Hу и не надо, так и к лучшему. Дадут нам потихонечку помаленьку, спустят дело на тормозах. Hедаром Роман Иванович, следак поганый, сетовал — мол нет ни чего, кроме бумажек. А за бумажки на всю катушку крутить не будут, что они, идиоты.
Первый день суда пролетел как миг. Как МИГ, самолет есть такой. Hичего интересного не было. Только после перерыва, в котором нас тюремной баландой накормили, и здесь она нас настигла, девчонок наших, по одной в зал запускали и, допросив, как свидетелей, в задних рядах усаживали. Hаморгались вволю!
Весело день пролетел.
Привезли после суда на тюрягу, подняли в хату. немного порасказывали спать. Вымотали гады.
Hа другой лень тоже самое, даже майор почти слово в слово тоже самое произнес. С выражением. Чудеса и только.
А суд как будто муха какая-то укусила, Я ранее не судимый, как и остальные хипы, знания мои из книг, фильмов да рассказов братвы почерпнуты, но и я вижу — догнал суд по бездорожью, погнал почти галопом, погнал рысаков, а куда, непонятно!
Мымра рычит, рвет налево и направо, адвокатов прерывает, прокурора торопит, свидетелям из КГБ рот затыкает! Мать честная, может она от старости с ума сошла?! Что же такое?
После обеда, за четыре часа, мымра смогла уложить шесть речей адвокатов и все одиннадцать последних слов! Куда там Стаханову, фраер мелкий по сравнению с мымрой. Взбесилась она что ли, непонятно? Что-де мы завтра будем делать, если все сегодня переделаем? А?!
Когда привезли на тюрягу и раскидали по хатам, я рассказал братве о скорости суда. Ахнула хата! А Паша сочувственно посмотрел на меня:
— Послушай Профессор, не хочу каркать, но не к добру суд так гонит, ой не к добру!
«Да я сам понимаю, Паша, но что я могу сделать» — думаю я, но молчу.
