— И так, товарищи, сегодня у нас двадцать пятое сентября…
Голос командующего прервал близкий разрыв снаряда. С потолка командирского КП посыпалась земля, которую тут же стряхнули с карт адъютанты.
* * *
— Лес кокой странный, да, товарищ лейтенант? — устало перемешивая глину сапогами спросил боец Москвичева.
— Кокой… — передразнил бойца лейтенант. — Вологодской, что ли?
— Горьквоской, — вздохнул в ответ боец.
Москвичев вдруг споткнулся, зацепившись полой шинели обо что-то непонятное. Приглядевшись — понял — кусок пережеванной взрывом колючки вцепился зубцами в мокрую ткань.
— А вы полы-то подберите и зацепите за ремень, — посоветовал лейтенанту второй боец.
Москвичев кивнул, помедлил и сделал по совету бойца. Шагать и впрямь, стало легче. Он шмыгнул носом, утерев просыревшим рукавом отросшие усы и обогнал взвод.
Взвод… Три бойца и он — комвзвода. Остальные там остались. На передовой. Вот и шагают четыре пары сапог по исковерканной земле, обходя воронки да перепрыгивая через траншеи.
Время от времени машинально пригибались, а то и падали в жидкую грязь под серым ситом дождя.
Рысенков отправил лейтенанта с бумагами, найденными в немецком тяжелом танке на прорыв. Делов-то. Пройти три километра да сдать эти бумаги — два толстенных тома — командованию. А рота? А рота осталась держать оборону вместе с артиллеристами.
Отчего-то Москвичеву было очень стыдно. Будто сбежал он. Но стыд стыдом, а приказ приказом. Идти — надо. Вот и шел, глядя по сторонам и под ноги.
Нет. Не мины.
Люди.
До самой стены тумана, вон до того дерева, на переворочанной земле сотнями лежали вперемешку — люди. Русские люди и немецкие тоже. Несколько дней — а может быть и часов? — назад — здесь схлестнулись в рукопашной враги, убивая друг друга. И серый дождь над шинелями немецкого покроя и сибирскими ватниками.
Сколько их здесь?
Время от времени над полем смерти пролетает новым богом смерти очередной снаряд и взрывается где-то там — на границе тумана — между тьмой и светом. Чей это был снаряд?
Целых тел, практически, не попадается. Слишком долго тут идет война. Слишком много стального града упало в человеческое месиво. И падает, падает еще.
Падает и Москвичев, падают и его бойцы.
На земле, в маленьких ямках плещется под каплями дождя — скисшая кровь. И Москвичев тыкается в нее носом — потому как хочется жить.
Иногда раздается — то там, то тут — стон. Первое время бойцы, да и сам лейтенант, думали было бросаться на стоны, но…
