- Ребята, вы сук-кины дети! - объявил он со своей обычной прямотой. Ловите блох черт знает где, а что у вас под носом происходит, не видите.
- А что у нас происходит под носом, Август? - спросили мы.
- Посмотрите, как ваш друг Михаил Булгаков подписывает уже второй фельетон!
Посмотрели: "Г. П. Ухов". Ну и что ж тут такого?
- Нет, вы не глазом, вы вслух прочтите! Прочитали вслух... Мамочки мои! "Гепеухов"! М-да, действительно...
Мы были обескуражены, а Булгаков получил по заслугам и следующий свой фельетон подписал псевдонимом - "Эмма Б.".
Впрочем, в те времена бывали всякие шуточки.
Летом 1926 года москвичей ошарашили расклеенные на улицах большие газетные листы. На них крупным шрифтом было напечатано:
"Экстренный выпуск. - Война объявлена. - Страшная катастрофа в Америке. - Небывалое наводнение..."
И так далее, в том же роде.
И только при ближайшем рассмотрении кошмарного газетного листа перепуганный прохожий начинал приходить в чувство: война была объявлена... бюрократизму, волоките и расхлябанности - редакцией журнала "Смехач". Все дальнейшие страсти-мордасти также оказывались "юмористическими приемами" агитации за подписку на "Смехач".
От такого антраша ленинградских сатириков даже видавшие виды гудковцы содрогнулись.
Есть в "Двенадцати стульях" главы и строки, которые я воспринимаю как бы двойным зрением. Одновременно видимые во всех знакомых подробностях, возникают бок о бок Дом народов и бывший Дворец Труда, вымышленный "Станок" и реальный "Гудок", и многое другое. Так вот получается и с главой об авторе "Гаврилиады": один глаз видит Никифора Ляписа, а в другом мельтешится его живой прототип - точь-в-точь такой, как у Ильфа и Петрова: "очень молодой человек с бараньей прической и нескромным взглядом".
Если б он мог предвидеть последствия опасных знакомств, он бежал бы от нашей комнаты как от чумы. Но он находился в счастливом неведении. Он приходил к нам зачастую в самое неподходящее время и, подсаживаясь то к одному, то к другому, усердно мешал работать. Чаще всего развязный Никифор (оставим уж за ним это звучное имя!) хвастался своими сомнительными литературными успехами. Халтурщик он был изрядный. Что же касается дремучего невежества, то в главе о "Гаврилиаде" оно ничуть не было преувеличено.
Однажды Никифор страшно разобиделся на нас. Он вошел сияющий, довольный собой и жизнью и гордо объявил:
- Я еду на Кавказ! Вы не знаете, где можно достать шпалер?
