— Вот посмотрите: мы недосчитываемся множества ювелирных изделий. Вероятно, ваш подопечный и является этому причиной. И не исключено, что после его поимки количество краж сократится.
— Но он говорит, что в действительности не крал часы.
Вогт хмыкнул.
— Они все так говорят. Кому нужно сфабриковывать против него дело?
— Детективу, который его задержал и который мог затаить против него злобу.
— Глупости. Андерсон хватает слишком многих, которых потом отпускают, зачем же ему выделять какую-то личность. Единственно, чем ваш клиент мог заинтересовать Андерсона, так это то, что он рецидивист. Фактически любой из наших людей мог бы заметить его и оповестить всех сотрудников по двухканальной радиосвязи.
Вогт подошел к экрану и повернул ручку. Тот вспыхнул ярче, и крупным планом возникла секция игрушек.
— Мы должны проявлять осторожность и беспричинно никого не задерживать. Мне необходимо туда подняться.
— Конечно, — сказал я. — Вы и так столько времени на меня потратили.
Я покинул универмаг, отнюдь не завидуя Вогту и его работе, и пешком вернулся в контору. Часы мои снова стали, и я должен был ориентироваться по часам в витрине банка. Время шло, а я все еще не знал, как освободить Толстого.
Четкос по-прежнему сидел в той же позе и слушал радио.
— Что за неприятности у мистера Гроугана? — спросил он.
Я рассказал ему о Толстом.
— Я думал, что-нибудь личное, — пробормотал он.
— Так оно и есть, — сказал я. — Снаффлз единственный друг Толстого.
— И что же ты намерен делать?
— Времени нет, чтобы успеть что-нибудь, остается только защищать Толстого в суде, объявить его невиновным и постараться взять на поруки.
— Если мистер Гроуган прав, то судья Пуласки на основании материалов предыдущего судебного разбирательства может и не согласиться на условное освобождение.
— Думаю уговорить Пуласки, выступив с речью о том, что приближаются такие праздники, когда нужно выказать доброту.
Четкос покачал головой.
— Это не для Пуласки. Очень суровый человек. Ты когда-нибудь сталкивался с ним?
— За нашу совместную двадцатилетнюю практику ни разу.
Четкос нахмурился.
— Это еще хуже. Не сомневаюсь, он о тебе слышал. А чтобы произвести на тебя впечатление, будет более резким, чем обычно, и чрезвычайно критически станет все оспаривать.
— Тем не менее я не хотел бы, чтобы Толстый был наказан. Ты можешь что-нибудь предложить?
— Вот что, — проговорил Четкос. — Пуласки я знаю довольно хорошо, он мой сверстник. Нам приходилось несколько раз встречаться. Не хочу хвастаться, но мое присутствие, возможно, и вызовет у него снисходительность,
