Признаться, Дамон уже рассматривал вариант уловить его уходящую душу и допросить во всех подробностях либо просто считать память. Хотя чисто технически это как раз было бы совсем не просто и весьма неприятно, зато утаить что-либо у пойманного духа не получится. Мысль о ритуале Дамону откровенно претила: может, юный эльф и был фанатиком-Стражем, отличившимся на этом поприще, за что и заработавшим раннее посвящение, но над ним уже поизгалялись всеми возможными способами. Не хотелось становиться еще одним в списке его палачей. До такого, он и в худшие свои годы не опускался.
Однако с большой долей вероятности, иного выхода у него не останется: эльфик хоть и приходил в себя изредка, но был настолько истощен, что сил воспринимать что-либо вокруг у него не было. Раны нисколько не заживали, и у организма уже не получалось бороться. Его едва-едва удавалось напоить лекарственными эликсирами и питательным бульоном. Дамон перебрал всех, к кому имело смысл обращаться за помощью в данной ситуации, — выходило, что не к кому. Его собственная Сила, при попытке подпитать тонкие поля, убьет эльфенка вернее ножа по горлу. Появившаяся идея была бредовой, но все-таки это была идея.
Как люди говорят, что дома и стены помогают, то же можно сказать об эльфе в лесу. По распоряжению доктора Фейта, эльфенка отнесли из замка примерно туда же, где он после штурма оставил Сивилла, — очень хорошее место, даже ручей рядом. Сделать перемещением хуже, — его пациенту было уже трудно, к тому же в отсутствие всяческих любопытных взглядов, маг мог без опасений не только осуществить задуманное, но и использовать так не нравившийся ему ритуал из арсенала самых что ни на есть черных высших чар.
Драконья флейта не пережила своего единственного грандиозного волшебства, и на этот раз инструментом оказалась свирель.
Если получится, будет эльфику сувенир, — мужчина улыбнулся слегка. Чтобы о нем, Владыке Башни Дамоне Темном, не думали, но в целом к эльфам он неприязни не испытывал. Только к отдельным представителям. К тому же, слишком долго он учил себя жить без ненависти, учил верить, что это возможно, заставлял вспоминать то, что могло в этом убедить…
Слишком долго! Чтобы сейчас снова отбросить себя назад, выжав из этого мальчика всю имеющуюся информацию, и лишить его не только шанса на жизнь, но и покоя в посмертии.
На этой мысли он поднес к губам незатейливый инструмент, и свирель с грустью вздохнула, пробуя голос. Она задумалась, перебрала несколько нот, и начала песнь.
