Пока она боролась со своим негодованием, вмешался новый голос. Когда подошел Фейт и давно ли он наблюдает за допросом, сказать было трудно. Как и о чем он сейчас думает: теперь, когда ему не надо было скрывать себя, поле было плотно свернуто, ничем не выдавая его чувств, а по бесстрастному лицу — прочесть что-либо было невозможно.
— Хорошо. Даешь клятву провести отряд в замок, чтобы твое действие либо бездействие не повлекло гибели его членов, и я убью тебя сам. Никаких пыток, никакого костра. Быстрый и безболезненный яд. И сам позабочусь, чтобы живым ты к Азару ни при каких случайностях не попал.
— Правда? — зажегшуюся в глазах колдунчика надежду видеть было попросту дико.
— Правда, — твердо пообещал доктор Фейт.
А Рузанна думала, что поразить ее сильнее уже не возможно! Господин врач оказывается полон сюрпризов один изумительнее другого. Он что, в самом деле готов отравить мальчишку как только тот проведет их в замок или убить во время нападения, чтобы тот не достался старшему чернокнижнику?
— Может быть, тогда вы и клятву примете? Тоже сами, — тоном волшебницы можно было резать сталь.
— Брезгуете черным ритуалом замараться? — слегка усмехнулся Фейт.
— Брезгую!
— Настолько, что доверите его мне? — ударение многозначительно пришлось на последнее слово.
Как не обеспокоился Конрад смыслом фраз, но прервать битву взглядов магессы и загадочного лекаря не решился.
— Не стоило идти в Поход именно вам, — внезапно сказал Фейт с какой-то непонятной грустью, — Не волнуйтесь, я приму его клятву. И освобожу потом.
— Весьма признательна! — Рузанна царственно склонила голову и удалилась.
В спину донесся отчетливый вздох облегчения пленного магеныша.
Гады! Все гады! Сивилл не удержался и всхлипнул, когда холодные пальцы сдернули тонкую корочку на щеке.
— Надо быть осторожнее с кислотой. Мог и без глаза остаться, — невозмутимо констатировал врачеватель.
Тебе-то что?!
Но наученный горьким опытом, Сивилл проглотил дерзость, тем более что от мази щеку словно второй раз обдало кислотой.
Плетясь между двумя рейдерами, он уныло спрашивал себя, почему ему все время не везет? То не везет — не везет, а потом ка-а-ак не повезет! Только хреновее — между костром белых и особой камерой его глубоко обожаемой темной светлости — еще не было! И не сбежать даже… Кто, спрашивается, за язык тянул про клятву?! Да и адамантий снять никто не поторопился. И глаз не сводят ни днем, ни ночью, а белая еще и маячок навесила… Зато еще хоть пару деньков поживешь, — пока нужен.
