Девочка подняла глаза.
— Дама с собакой.
— Где же собака? — Хоуард вглядывался в пеструю мазню. Девочка молчала. — Хочешь, я нарисую собаку на поводке, она пойдет за хозяйкой?
Шейла усиленно закивала в знак согласия. Хоуард наклонился над рисунком, колени ныли. Но рука давно утратила былые навыки, и собака вышла похожа на свинью.
— Дамы не водят свиней гулять, — сказала Шейла.
Чувство юмора не изменило старому юристу.
— А эта дама повела, — возразил он. — Помнишь, как в стишке: «Хрюшка-свинюшка на базар пошла»?
Девочка минуту подумала.
— Тогда нарисуйте и хрюшку, у которой дома дела, — сказала она. — И еще поросенка-детку, он кушает котлетку.
Но коленям Хоуарда стало невтерпеж. Он с трудом выпрямился.
— Их я нарисую завтра.
Только теперь он заметил, что изображение дамы, ведущей на прогулку свинью, украсило собою титульный лист «Детства Иисуса».
На другой день после завтрака Шейла ждала его в прихожей.
— Мама позволила угостить вас помадкой.
И она протянула ему бумажный кулек с клейким комом на дне.
— Весьма благодарен, — серьезно сказал Хоуард. Пошарил в кульке и, отщипнув кусочек, отправил в рот. — Спасибо, Шейла.
Девочка повернулась и побежала через бар в просторную кухню гостиницы. Слышно было, как она защебетала по-французски с мадам Люкар, предлагая ей помадку.
Старик обернулся и увидел на лестнице миссис Кэвено. Он украдкой в кармане вытер пальцы носовым платком.
— Ваши дети прекрасно говорят по-французски, — заметил он.
— Да, правда? Они ходят в здешнюю школу, а учат здесь, конечно, по-французски.
— Вероятно, они усваивали язык так же незаметно и просто, как дышали, — сказал Хоуард.
— Да, их совсем не пришлось учить.
После этого он узнал детей Кэвено немного лучше и проводил с ними некоторое время всякий раз, как встречал их одних; а они добросовестно говорили ему «Доброе утро, мистер Хоуард», будто отвечали заученный урок, — разумеется, их научила мать. Хоуард охотно познакомился бы с ними поближе, но по стариковской застенчивости не решался. Смотрит, бывало, как они играют в саду под соснами в загадочные игры, правила которых он не прочь бы узнать, и это задевает в памяти струны, что молчали уже шестьдесят лет.
Но ему все-таки удалось подняться в их глазах.
Солнце грело все жарче, лужайка подсохла, и теперь Хоуард после завтрака выходил в сад посидеть полчасика в шезлонге. Так он сидел однажды и украдкой наблюдал за детьми; они играли под деревьями. Они, видимо, затеяли игру, которая называлась attention,
