Ларсон встал у него за спиной, и профессор спросил, не поворачивая головы:
— Ну как наш гость — рассказал еще что-нибудь интересное?
— Нет. Я уверен, что мы вытянули из него все. Перспектива поцелуя с имплантатором, что называется, как следует развязала ему язык.
Профессор искоса взглянул на Ларсона:
— Я попросил бы избавить меня от ваших плоских шуток.
Наступило молчание, и профессор снова уставился в темноту.
Наконец Ларсон заговорил снова:
— Как насчет пилота, капитана Палмер? Она ни при чем. По-видимому, Крей работал в одиночку. Палмер влезла в это дело только из-за смерти своего друга Джерри.
— Джерри?
— Техник, мы использовали его примерно два месяца назад. Ничего особенного.
Клейст кивнул:
— А этот видеодиск, который у нее нашли?
— Выясняем, кто ею снял. Скорее всего один из техников, а может быть, и один из специалистов. Я найду его.
— Или ее, — добавил профессор. — Не сбрасывайте со счетов женщин. Что касается капитана Палмер, то с ней нечего возиться. Отдайте ее чужим. Надо их немного подкормить. Это все.
Через несколько секунд дверь за спиной Клейста закрылась, и он снова остался один на один со своим творением.
— Выйди к папочке, — сказал он в темноту, прижимаясь лицом к стеклу. — У меня есть для тебя кое-что вкусненькое. Разве ты не проголодался?
Но темнота за стеклом оставалась неподвижной.
В течение нескольких последних часов Джойстик думала о том дне, когда ее дети впервые встали на лыжи. Пробирающий до костей холод темной камеры напомнил ей о том зимнем дне, и она, растянувшись на жесткой койке, предавалась воспоминаниям, стараясь не упустить ни одной детали: яркие костюмы детей, их смех, когда они падали в снег, то радостное и гордое чувство, с которым она следила за ними. Она помнила все: даже запах морозного воздуха с тонким ароматом сосновых игл. Если удастся выжить, надо обязательно еще раз съездить на тот зимний курорт.
Она уже собиралась мысленно прокрутить воспоминания о том дне второй раз, словно любимый фильм, когда дверь в камеру резко распахнулась.
— Могли бы и постучаться, — недовольно буркнула Джойстик, садясь на койке лицом к двери.
— Пойдем. — Свет из дверного проема ослепил Джойстик, и она прикрыла глаза руками. Прежде чем ее глаза успели привыкнуть к освещению, чьи-то руки уже грубо схватили ее и толкнули к двери. Она еще не успела разглядеть своего тюремщика, но сразу почувствовала его запах: смесь чесночного дыхания и запаха немытого тела, словно он с месяц не был в душе.
