И еще одно скрыл я от Игорька. Рапорт о переводе я написал не по собственному желанию. Вернее, не только по собственному. Игорьку я сказал настоящую причину, но это было только полуправдой. А второй половиной правды было то, что майор Алсуфьев, мой шеф, предложил мне написать рапорт. И в разговоре с глазу на глаз прокомментировал свое предложение так: іЯ тебя прекрасно понимаю, Безуглов. И даже в чем-то с тобой согласен: бешеных собак надо уничтожать на месте. Лечить их бесполезно. Но есть, если ты забыл, такое понятие: социалистическая законность. Избитое понятие, потертое, но никто его еще не отменял. А согласно духу и букве Закона наша с тобой обязанность задерживать и обезвреживать преступника, а не выносить и приводить приговор в исполнение… Я не стану брать на себя ответственность за твою дальнейшую судьбу. И не потому, что боюсь этой ответственности, а потому что не знаю: вправе ли я осуждать тебя, и мне ли решать твою дальнейшую судьбу. В чем-то, повторяю, ты, возможно, и прав. Но восемь трупов за последние десять месяцев — это уже слишком. По управлению уже поползли слухи, а я этого допустить не могу. Пусть этот разговор останется между нами, но рапорт ты все же напиши. А там… Бог его знает, может нам и нужны такие диковатые, как ты, может быть, иначе и нельзя".
Вот так все было. Не знаю, нужно ли Игорьку знать об этом? Пожалуй, нет. Так я думал и шел за ним следом. Между тем, мы уже поднялись на седьмой этаж. Игорек что-то там рассказывал о видах на лес из окон его новой квартиры, но я, честно говоря, слушал его вполуха. На площадке, освещенной тусклой лампочкой, было четыре двери. Одинаковые, как близнецы, они угрюмо смотрели друг на друга фиолетовыми точками глазков. Игорь подошел к двери с номером і206і и утопил кнопку звонка. За дверью раздались шаркающие шаги, и голос Натальи Семеновны, немного по-старчески дребезжащий, но по-прежнему бодрый и ужасно знакомый, произнес: "Сейчас, сейчас! Иду…і. Дверь распахнулась, Игорь шагнул в квартиру и весело сказал:
— Ма, посмотри, кого я привел!
Я вошел следом. Наталья Семеновна несколько секунд смотрела на меня, видимо, не узнавая. Я улыбнулся.
— Здравствуйте, еще раз, Наталья Семеновна.
Она всплеснула руками, охнула, обняла меня и жалобно спросила:
— Господи! Валя! Что у тебя с головой?..
СТЕПАНОВ.
Поднимаясь по лестнице, я молол какую-то чепуху о видах на лес и нашем вечно неработающем лифте, а сам мучительно соображал: что меня так поразило в Вальке? Это был прежний Валька Безуглов, которого я хорошо знал, и все же это был не он. Белые виски и складки у губ его очень старили. А глаза, прежние его глаза, всегда сияющие и любопытные, были теперь тусклыми и казались бы безжизненными, если бы не искры какого-то недоброго и мрачного огонька где-то в глубине зрачков, на самом дне. Нутром я чувствовал его прежнего, чувствовал его теплое отношение ко мне, и все же он очень переменился.
