его познавательной способности, которая принадлежит к совершенно иному миру, нежели
содержание познания. Это познавательное движение дает в результате представление не о. самом предмете, а лишь о той форме, в которой он выступает в познающем мышлении.
Но из этого следует, что, с точки зрения Канта, о «внешнем мире» можно сказать очень немного: только то, что он «населен» «вещами в себе», воздействующими — неизвестно, каким образом, — на систему познавательных способностей человека. Иными словами, кантовская формулировка проблемы активности сознания привела к тому, что все богатство внешнего мира было перенесено в сферу человеческого разума, а внешний мир превратился в пустую абстракцию.
Хотя у Канта еще не осознается внутренняя связь проблемы активности сознания с проблемой развития, однако, подвергая анализу «интеллектуальный мир», он — в ряде пограничных областей — все же упирается в эту вторую проблему. Проблема источника развития отчетливо выступает у автора «Критики чистого разума» там, где он говорит об изначальном «акте самодеятельности» разума, производящего из самого себя все богатство своих определений. Проблема формы развития научного познания намечается в кантовской попытке изложить категории рассудка, подчинив логическое движение «тройственному ритму» («триаде»). Наконец, диалектической является постановка вопроса об антиномиях, в которых с необходимостью запутывается разум в том случае, когда пытается выйти за естественные границы, поставленные ему «опытом».
Однако Кант так и не понял всего значения проблем, на которые он наткнулся. Решить их (и просто осознать всю их значимость) можно было лишь на почве нового — диалектического — способа мышления. Для Канта же абсолютным был тот способ мышления, основные принципы которого устанавливала формальная логика.
Немецкая идеалистическая философия после Канта предпринимает попытки выйти за пределы формально — логического способа мышления.
Элиминировав кантовскую «вещь в себе», Фихте необходимо должен был вывести из «чистого я» уже не только форму, но и содержание знания, т. е. нечто отличное от знания: некоторое «не — я». Совершенно очевидно, что, сообразуясь с формально — логическим законом тождества, этого сделать было невозможно. И вот, для того, чтобы преодолеть это затруднение и открыть себе возможность вывести из своего первоначала — «абсолютного я» — и субъективное, и объективное, Фихте в «Опыте нового изложения на — укоучения» определяет это первоначало как единство субъективного и объективного. Таким образом, исходный пункт фихтеанской философии, по крайней мере по форме, оказался антиномически — противоречивым. Философия, для того чтобы достичь монистично — сти и цельности, должна была начать ход рассуждений с той самой антиномии, которая — по Канту — свидетельствовала лишь о необоснованных претензиях разума, пытающегося мыслить то, чем он сам не является.
