, возникает диаметрально противоположная эадача: «Путем снятия установившихся определенных мыслей претворить всеобщее в действительность и в дух» [15]. Здесь «рассудок» неизбежно становится препятствием на пути дальнейшего шествия к истине, и оно преодолевается только тем, что «рассудок» вовлекается в противоречия, которые вынуждают его выступать против себя самого. Тем самым выясняется, что «абсолютной мощью» рассудка управляют иные законы — законы разума. И сам рассудок становится разумом.
По существу это гегелевское рассуждение заключает в себе мысль о том, что духовная культура в ее подлинном содержании противостоит индивидуальному сознанию как особый предмет критического усвоения. В этом отношении она ничем не отличается от любого другого предмета, хотя и является особым — «идеальным» — предметом. В ходе разложения этого «предмета» осмысляется история его возникновения, становления и развития. Каждое представление или понятие, выступающее в голове индивидуума, исследуется с точки зрения его возникновения в пределах исторически определенного «формообразования сознания». При этом оказывается, что любым представлениям и понятиям «смысл» придали определенные исторические условия, условия процесса познания в соответствующую эпоху. Стоит только этим условиям измениться, как представления и понятия, порожденные этими условиями, сформированные ими, — вступают в вопиющее противоречие с собой.
Таким образом, «феноменологическое» движение предстает у Гегеля как «спроецированный» на всю человеческую историю процесс познания, в котором представления превращаются в рассудочные понятия, а эти — в диалектически развивающиеся понятия. Конечным результатом всего этого движения является возникновение «абсолютного понятия», в котором, как в своем «высшем синтезе», «снято» все объективное и все субъективное. Пользуясь этим приемом, Гегель пытается «выразить», «изобразить» всю человеческую историю в терминах познавательного процесса, взятого в том виде, как он протекает в голове каждого индивидуума. И когда вся совокупность «обыденных» человеческих представлений и «закоснелых» рассудочных понятий, игравших сколько — нибудь серьезную роль в истории, полностью переплавляется в диалектические «самодвижущиеся» понятия, «дух» — эта обожествленная диалектика, этот персонифицированный процесс развития, — ощущает себя, наконец, в своей собственной стихии. В этой «чистой стихии», где «сущность духа» ничем не отличается от его явления, форма ето — от его содержания, истина его — от его «достоверности самого себя», «дух» приступает к сооружению своего собственного царства: создает Логику, выведенную из «чистого понятия».
