Неясная самой себе, эта точка зрения была, согласно Гегелю, тем более непонятна «обыкновенным смертным», неспособным к требуемой Шеллингом «интеллектуальной интуиции». Однако пока она остается достоянием немногих, она будет носить «форму недействительности»[9]. «Лишенная такой действительности, наука есть лишь содержание в качестве е — себе[-бытия], цель, которая есть пока лишь нечто внутреннее, не в качестве духа, всего лишь духовная субстанция»[10]. Поэтому, коль скоро сторонники этой точки зрения хотят создать действительную науку, они должны проложить к ней дорогу для массы «обыкновенных смертных», для их обыденного сознания, руководствующегося «пошлым» рассудком.
Но для того чтобы осуществить эту задачу, необходимо придать возникающей науке форму, доступную рассудку. А это значило бы создать «лестницу», по которой каждый индивид, руководствующийся «обыденным рассудком», мог бы при желании подняться до научной точки зрения. Причем лестница должна быть указана индивидууму, приступающему к науке, не «вне него», а «в нем самом». Тем самым была бы показана «причастность» индивидуального «самосознания» «духовной субстанции», внутренняя связь «субстанции» и «самосознания».
Здесь, как полагает Гегель, опять — таки возникает та же самая задача: осуществить познание научной точки зрения при помощи развитого аппарата научных понятий. Это означало, что ее следует понимать как необходимый результат всего предшествовавшего исторического развития.
Гегель был глубоко убежден, что возникновение точки зрения «абсолютного тождества» субъекта и объекта знаменует собою завершение мировой истории. Историческое развитие «закончилось», отныне человечество должно свои главные усилия сосредоточить иа том, чтобы познать свою собственную историю. Пафос деятельности сменяется пафосом познания, на смену «мировому духу», побуждавшему людей к историческим деяниям, приходит «новый дух», толкающий людей на путь «самопознания».
Однако стоило только поставить эту задачу, как возникал новый вопрос: как осуществить познание истории? Ведь каждый исторический этап преходящ, и после него наступает другой, не менее мимолетный. Единственное, что остается от прошлого, это культура, состоящая из различных (порою весьма противоречивых) концепций и точек зрения, отдельных памятников искусства И т. д. и т. п. История как бы «упрощается», «сжимается» в своем культурном наследии: «Содержание есть уже стертая до возможности действительность, обузданная непосредственность, а формообразование сведено к своей аббревиатуре, к простому определению в мысли» То, что ранее было действительностью, теперь является лишь воспоминанием о ней; то, что раньше было материальным предметом, теперь всего — навсего представление об этом предмете. Говоря словами Гегеля, здесь осуществилась «первая негация» предметности: усилиями «мирового духа» (т. е. истории) «наличное бытие» (т. е. материальная действительность) «снято» и
