- Он еще ответит за свое паникерство! - грозилась Одинцова.
Тут подошли Петын и Шурка и стали слушать, как ругают Гаврилова.
Петын сказал:
- Гаврилов - рабочая аристократия. Ему все равно - русские ли, немцы, французы, австралийцы. Ему на народные нужды наплевать. Такие люди при любом режиме жить могут - и при фашистах и при коммунистах. Везде сыты и обуты...
- Ты мне лучше три пятнадцать отдай, - неожиданно сказал Петыну Кобешкин.
- Крохоборничаешь, единоличник... - Петын медленно достал из кармана пятерку и передал ее Шурке. - Отдай ему, Шурик, мне неохота с этим типом разговаривать.
Кобешкин деньги взял и тут же заковылял к себе в подвал.
Я разозлился на Петына и Шурку. Петын всегда Шуркой командовал, а Шурка - как кролик дрессированный. И еще мне не нравилось, что Петын называет его Шуриком.
- Вот что, Василиса Акимовна, - сказал Петын как ни в чем не бывало, - я отдохнул, обратно на фронт мне еще не скоро, так что ты возьми меня в свой отряд. Буду помогать защищать столицу от нападения с воздуха.
- Правильно! - обрадовалась Одинцова. - Сейчас каждый человек нужен, особенно мужчина. Пойдешь в звено охраны порядка!
- Всегда готов! - согласился Петын. - В случае тревоги куда мне являться?
- Лично ко мне, - объяснила Одинцова.
- Пошли, Шурик, - сказал Петын. - Теперь и я при деле.
Они пошли в дом Петына. На меня Шурка даже не оглянулся.
"Ну и не надо, "Шурик"!.." - подумал я.
Петын всех своих дружков называл по-особенному. Не Витька, а Витек. Не Толя, а Толик. Не Миша, а Мишаня.
Я пошел домой и, не зажигая света, сел у окна. Вот придет из кино Сережка, мы с ним все обсудим. Да и тревога, наверно, будет. На крыше-то мы встретимся обязательно.
Я не увидел ни Сережку, ни Галю. Налета в этот день почему-то не было, и я долго читал "Виконта де Бражелона". Потом я узнал, что Сережка и Галя после кино залезли на крышу и сидели там вдвоем. Это глупо. Могли бы меня позвать.
КАНИСТРА
Вы знаете, что такое канистра? Ну вот, а я в то время не знал. Тогда не было канистр. Ни металлических, ни пластмассовых.
Между прочим, из-за этой трофейной немецкой канистры на двадцать литров я позволил себе оскорбить человека. Теперь я понимаю, что история со скворечником была бы куда проще и яснее, если бы не эта трофейная канистра.
В то время за заводах работали в две смены, каждая по двенадцать часов.
Только подростки работали по восемь.
Однажды утром к нам в квартиру пришел Андрей Глебович. Он поговорил о чем-то с тетей Лидой, а потом сказал мне:
