— Я сказала ей, что ты друг Федерико, — прибавила она, — и тебе трудно дышать.
— А что она у тебя спрашивала?
— Она спросила, как давно ты здесь живешь, кем работаешь — в общем, хотела узнать кое-что о тебе.
— Да при чем здесь все это, я же не прошу у нее руки ее дочери… мне плохо.
Как раз в эту минуту Тина подошла ко мне и внимательно заглянула мне в глаза. Потом она положила руку мне на грудь, точно на солнечное сплетение, на ту самую впадину в груди, которая находится сразу под ребрами. Она продолжала пристально смотреть мне в глаза, и на мгновение я почувствовал себя абсолютно голым. У меня возникло впечатление, что Тина смотрела сквозь меня, по ту сторону меня. Потом она что-то сказала мне на своем языке.
— Что она говорит? — спросил я у Софи.
— Что в глубине твоих глаз прячется мальчик, и он плачет.
Тина еще немного помассировала мне грудь, потом прикрыла глаза и стала с силой надавливать и растирать пальцами область солнечного сплетения. Мне было очень больно. Она велела мне глубоко дышать, и, когда я делал выдох, она с силой погружала пальцы во впадину под грудиной. После нескольких глубоких вдохов у меня закружилась голова, мне казалось, что ее пальцы проникают в мое тело, пронзают его насквозь. Чтобы усилить давление пальцев, она положила другую руку мне на спину и резко, в такт выдохам, надавливала на нее, так что вскоре у меня возникло ощущение, что ее руки соприкасаются внутри моего тела. Это ощущение было вполне отчетливым. Она перестала давить на мою грудь и обняла меня. Я всегда избегал физического контакта с незнакомыми людьми, но в объятиях Тины чувствовалась домашняя теплота. Так меня прижимала к своей груди моя бабушка. Единственная, кому я это позволял в детстве, за исключением моей мамы. Я осторожно поднял свои бессильно опущенные руки и тоже обнял Тину. Это движение было настолько естественным, словно мои руки сами к ней потянулись. В том месте, где она своими пальцами растирала мне грудь, у меня неожиданно возникло ощущение теплоты, которая стала разливаться по всему телу. У меня задрожали ноги, но Тина подхватила меня, не дала мне упасть. Меня бросило в пот. Лоб, шея и спина сразу взмокли. И вдруг я разразился рыданиями. Я плакал и не мог в это поверить. Наконец-то из меня хлынули слезы, наконец-то они начали смывать мою боль. Я больше не владел собой. Я всхлипывал, давился слезами, рыдал, слезы ручьем лились из глаз, словно хлестал ливень в летнюю грозу. Я плакал минут десять. Целую вечность. Я стоял, как ребенок, посреди комнаты, вцепившись в незнакомую женщину, словно в ней самой и сосредоточилась жизнь. Мне и сейчас еще хочется расплакаться, когда я вспоминаю о той ночи. Понемногу все успокоилось. Я сел на стул и молча сидел. Говорить я не мог. Я еще не отошел от потрясения. Софи с Тиной улыбались. Глаза у Софи блестели, думаю, она тоже плакала. Я смотрел на них и улыбался. Теперь мне было хорошо. Я еще никогда не испытывал такого блаженства.
