– Ну, спрашивай.
– А почему ты стал предателем?
– Детей бы всех… – непонятно буркнул де Фокс и потянулся за трубкой. – Так получилось.
– Как?
– Оставь меня, любознательный ребенок. – Эльрик принялся набивать трубку табаком, покачиваясь в седле и умудряясь не просыпать ни крошки. Кина увидела, что на мундштуке появились новые следы острых зубов, и подумала, что надо бы подарить Эльрику новую трубку. Красивую какую-нибудь. И покрепче.
Шефанго курил, смотрел на дорогу (или куда там он смотрел, разве поймешь по мертвым красным бельмам), а о разговоре, похоже, позабыл напрочь.
– Так как ты… Я хочу сказать, за что тебя изгнали?
– За глупость, – проворчал Эльрик. Он и раньше не отличался разговорчивостью, но сейчас, кажется, решил сам себя превзойти.
– Если ты знаешь, что за глупость, то почему не вернешься и не скажешь, что раскаиваешься? Тебя бы простили. Ты же принц.
– А я не поумнел. – Шефанго окутался клубами дыма. – Поэтому не раскаиваюсь.
– Ничего не понимаю, – сердито фыркнула Кина. – Ты просто боишься рассказывать, да? Ты… Да, знаю, тебе вспоминать об этом больно и мучительно, и сердце рвется от тоски по дому, а вокруг чужой и страшный мир, где тебе суждено сгинуть, оставшись лишь памятью в легендах.
Эльрик медленно повернулся. Долго смотрел на эльфийку сверху вниз. Очень долго смотрел. С изумлением. Неподдельным. Потом его скорчило в седле, и невозмутимый шефанго, Ледяная Звезда, принц-изгнанник начал ржать. Откровенно так ржать. Весело. Вытирая слезы и раскачиваясь от хохота. Жеребец под ним всхрапнул и нервно дернул ушами.
Кина хотела было обидеться, но ей пришло вдруг в голову, что булькающий от смеха шефанго меньше всего похож на несчастного изгнанника, мучимого тоской по родине. Эльфийка повторила про себя ту выспреннюю чушь, которую только что выложила Эльрику, посмотрела на принца, сопоставила и тоже прыснула, прикрывая рот тонкой ладошкой.
– Ну ты даешь! – выговорил наконец Эльрик, помотав головой и рассеянно глянув на погасшую трубку. – Это ж надо так завернуть!
– Я, что ли, виновата? – Кина вытерла набежавшие слезы. – Как рассказывали, так и вспомнила. Но все-таки за что тебя выгнали?
– Вот ведь неуемная девчонка. – Де Фокс успокаивающе похлопал коня по гладкой шее. – Это длинная история. И неинтересная.
– Все равно делать нечего.
– Это тебе нечего. Иди вон песен попой, если скучно. А у меня работа. Вылезет опять какая-нибудь зараза.
– Не вылезет. Охота кому с тобой связываться после вчерашнего. Расскажи, а!
