Через несколько месяцев как прораб их семейного счастья, я был приглашен новобрачными в гости в город Осло. Когда мы с баронессой фон Берг вдвоем прогуливались по парку, заставленному скульптурами Мунка, она спросила меня: вот ты все знаешь, скажи, отчего он со мной не спит. То есть, как не спит! Так, очень просто, вообще не спит, и не спал ни разу, сказала она с ноткой жесткости к самой себе, он каждый день пьет пиво в здешнем доме журналистов с молоденькими студентами, а потом приходит и ложится на кухне. Я припомнил некоторые странности барона: он любил обниматься, когда выпьет. По-видимому, это был случай латентной педерастии. Что такое латентная, спросила Марьяна жестко, так говорят женщины, которые немало пережили. Я объяснил. И подумал, что женитьба ему нужна была, по-видимому, для отвода глаз и спокойствия родственников. Да-да, сказала Марьяна, похоже; к тому же, знаешь ли, он, конечно, барон, но нищий барон; вся семья богатая, два брата богатые, сестра богатая, а он нищий. Но я не стал рассказывать ей о фольклорном архетипе меньшого брата. Вдруг лицо ее вспыхнуло, она взяла мою руку застенчиво и волнуясь: а как там Андрюша, говорят, у него какая-то Танька… Так или иначе, но Марьяна фон Берг, нагруженная электроникой, на которую тогда в Москве был повышенный спрос, вскоре опять оказалась в Москве, в своей квартире на Кутузовском, рядом с Березкой, и опять каждый день по сто раз говорила со своей мамой по телефону. И вернулась на работу в Союз писателей. И приносила по утрам Андрюше кофе с виски в постель. И была так счастлива, словно это-то и был у нее медовый месяц.
Железный занавес пал. Стену скоро должны были начать крушить. Я получил приглашение на работу в город Вашингтон. Однажды — дело, происходило в конце апреля, я запомнил, потому что на The Mall цвета сакура — у меня раздался телефонный звонок. Звонила Марьяна: я в Штатах, я все тебе объясню, нужен твой совет, можно я к тебе приеду. Кажется, она продолжала верить, что у меня легкая рука. Она прибыла на другой день, похудевшая и загорелая. Мы обедали в китайском ресторане, потом пили Маргариту в мексиканском баре на берегу Потомака. Картина была такова. Марьяне перепал выгодный заказ: сопровождать в качестве переводчика каких-то богатых американцев в туре по Закавказью. Одному из них в Баку стало плохо, причем так плохо, что его доставили в больницу, тут же уложили на операционный стол и удалили аппендицит. Его спутники развернулись и улетели обратно в Штаты, а сердобольная Марьяна осталась, хоть это, конечно, не было предусмотрено ее обязанностями. Не могла же я его бросить, сказала мне эта сердечная русская женщина — в Америке все мы русские, от евреев до казахов. Пока за больным летели родственники, а Марьяна работала сиделкой, выяснилось, что ее пациент — сенатор от штата Флорида. Сейчас я прямо с Гавайев, с яхты, сенатор считает, что я спасла ему жизнь, он спрашивает, что он может для меня сделать, что мне попросить? Про Андрюшу она, окрыленная перспективами новой американской жизни, ни разу не упомянула.
