Против часовой - Николай Юрьевич Климонтович

Святочный роман

Кандидат исторических наук, доцент Педагогического университета

Наталья Ардальоновна Б. – ее полное имя позже вы, конечно, узнаете – была женщина бойкая, сметливая, удачливая. В прошлой, советской еще, жизни – ретивая комсомолка; потом партийка – вступила в аспирантуре, иначе было не защититься; нынче – демократка со стажем, в августе девяносто первого стояла в живом кольце, таскала из дома термосы и бутерброды – для танкистов. И это несмотря на то, что ее муж, еще подполковник, все трое важных для страны тогдашних суток пребывал в растерянности, ходил на работу, но скоро возвращался подавленным.

Ничего не предпринимал, сидел перед телевизором, ожидая будущего. И только иногда говорил жене тихим голосом: подумай о девочках, – у них было две дочери, старшая только перешла в шестой класс, младшая, отцовская любимица, должна была идти в первый.

Но не тут-то было. Не знаю, как ты, говорила в те дни Наташа дерзко, будто с горы покатилась, но лично я хочу, чтобы мои дочери выросли свободными людьми. Подполковник, человек домашний, тихий, рыбак, он и в строительные войска-то попал с гражданки, думал: вот те на, во куда тебя понесло… Он – интеллигентный офицер, если в наши дни можно так выразиться – в подпитии мог, конечно, стукнуть кулаком по столу, но тронуть пальцем жену или детей – ни-ни, иногда только младшей отвешивал шутливый подзатыльник, любя, – перед ее рождением мечтал о мальчике. Теперь, когда в стране все окончательно свихнулось с осей, подполковник помалкивал от греха, пораженный невиданной храбростью супруги. А еще больше тем, что эта самая нежданная свобода будто грозила его семью разъединить: никогда прежде Наташа не употребляла такие словесные конструкции, мол, не знаю, как ты, а вот я или мои дочери… Будто теперь, в дни побеждающей демократии, или как там это у них называется, он уже – не муж и отец, а так, неясная и досадная фигура второго плана и неопределенного рода.

Но знал бы подполковник, что в душе – в душе Наташа всегда оставалась робкой, как восьмиклассница. И нежданная ее отвага шла всего лишь от этой вот затаенной робости. И на ученом совете она всегда уступала, подчас вспыхивая, как девушка, когда кто-нибудь из старших по должности обрывал, говорила себе – ничего, ничего, интеллигентному человеку не к лицу склочничать, – считала себя интеллигентным человеком и в нынешнем смысле этого понятия таковой на самом деле и была. И на защитах голосовала, как надо было заведующему кафедрой. И даже в очередях больше помалкивала – при