4.
— Дело не в том, что на него снизошло просветление, а в том, что другие люди стали ему верить… Дело даже не в том, что другие люди начали ему верить, а в том, что вера эта потребовалась власти. Каким-то образом она помогла из бесчисленного числа колхозов создать единое государство. Со временем, конечно. Это, так сказать, историческая роль буддизма. Интересно?
— Как в энциклопедии, — сказал Гвидонов, и тут же осудил себя за дерзость. Непозволительную в его положении.
Но Чурил не обиделся… Трудно было понять, что может его задеть, а что он спокойно пропускает мимо ушей.
— Но были другие из его учеников… Которые от этой самой власти шарахались, как от огня. Там же тоже свои сунниты, шииты и прочие. Как везде… Направления и течения… Вот сейчас мы подходим к самому интересному. К тому, что этих, которые шарахались, все время гнали, — поскольку они не покупались. Ты вот, встречал человека, которого нельзя купить, только честно?
— Все зависит от суммы, — горько усмехнулся Гвидонов.
— Вот! — поднял палец Чурил. — А этих нельзя было. Поэтому их было мало, — кому охота ничего не хотеть, да вдобавок постоянно перебираться с места на место, все дальше и дальше в глушь… Короче, в конце концов, они оказались в Гималаях. Эти самые буддисты, которых было мало. Забрались там куда-то, где их найти нельзя было, и основали собственное поселение. Местечко свое стали звать Шамбала. А себя стали звать, — Махатмы. Слышал?
— Что-то слышал. Краем уха.
— Был такой, помешанный на своем авторитете, Святослав Рерих, — он из твоего тезки, Владимира Ильича Ленина, махатму сделал. Типа того, что один из махатм сбежал со своего поселения, и перебрался в Россию. Выучил язык, и стал руководить революционной борьбой. Чтобы добиться счастья для всего человечества… И добился, ядри его в корень.
Но о всемирном революционно движении Чурил не думал, он смотрел на Гвидонова, рассказывая все это, а губы его пересохли, и было видно, как по ним пробежали маленькие сухие трещинки.
— Махатмы, по определению, крутые мудрецы, далекие от сует обыкновенной жизни. Они, как мудрые обезьяны, сидят на пригорке, и смотрят, как люди в низине сошлись в войне. И мочат друг друга, почем зря… Как ты думаешь, что дает им такое олимпийское спокойствие?
— Вы так говорите, как будто они существуют на самом деле.
— Вот. Не веришь… А Бромлейн, человек поумнее тебя, постарше, и побольше по жизни повидавший, — поверил. Не просто поверил, а решил даже наехать на меня. И — наехал… Понимая, с кем имеет дело, и чем это для него может пахнуть. Они, евреи, все просчитывают. Этот тоже все просчитал. Какие последствие для него могут получиться. Хорошие последствия получились, большие… Но он — решился. Пошел на риск, — сделал этот поступок… Все потому, что ты не веришь в Шамбалу и махатм, а он — поверил.
