Железнодорожных звуков больше не возникало, — но мне достаточно было и того намека, единственного.
Отпил из мелкого ручейка, пахнущей настоем лесной почвы, холодной водицы, — этой малости мне хватило. Человек без еды может прожить два месяца. Из них, недели две-три — находясь в активном состоянии. Выходит, время у меня было, а завтракать совершенно не хотелось…
От постоянных удач какая-то наглость прикатила ко мне. Замешанная на отчаянье… Потому что, если неудача одна, но большая, — она с лихвой проглотит всю череду мелких счастливых обстоятельств.
Захочется есть, я, как Рембо, могу стрескать ежика и его сосновую шишку. Поскольку я — царь природы. Попрошу у нее прощения, — и съем.
Не испытав при этом угрызений совести…
В полусумраке, в котором я продолжил свой путь, шумели над головой сосны. Отжившие свое ветки и стволы, валявшиеся на земле, поросли мхом, тропа, по которой не ступала нога человека, вела меня, — и вокруг все замирало при моем приближении. Надо думать, от страха… Только шелест верхушек деревьев, только этот шелест…
Я был, — один.
Никто не любил меня, — никому я не был нужен…
Почему, так мало любви вокруг?
Почему ее нет совсем?..
Но зачем, с какой стати, она мне вдруг понадобилась — эта любовь… Когда, все в мире замечательно устроено, без нее. А я, — часть мира.
Был же Дарвин, — он все объяснил. Желающим — знать. Поскольку ничего такого в природе не существует, никаких слюнявых сентиментальностей, — есть лишь суровая, справедливая борьба за выживание… Я съем ежика, — его не станет. Съем шишку, — не станет и шишки.
А у них тоже, наверное, какие-то свои переживания по этому поводу. И они кого-то там лопают все время, растительное или животное… Говорят, ежики любят мышек. Чем мышки-то провинились перед ними.
Но поделом им, и тем и этим, не будут мельтешить перед глазами…
Такая скука, эта бессмысленная природа… Я — так устал.
Я шел, петляя, но в общем-то держа направление на запад, и даже был уверен, если там на самом деле железная дорога, я должен выйти на нее в течение часа, или около того, — что-то в этом роде. До услышанного мной тепловозного гудка было километра три, не больше. Да и к базе откуда-то подходила железная колея, на которой всю неделю, что я там провел, простояло два товарных вагона.
Откуда-то они там взялись.
Эти вагоны.
Вся страна опутана густой сетью железных дорог, — они не дадут мне пропасть. За месяц поста, что есть в запасе, я обязательно наткнусь на железнодорожный путь. По теории вероятностей… Так что среди этой замогильной тишины я никогда не сгину, и мой, обглоданный волками белый скелет, не зарастет здесь мхом…
