В столовую из локалки вываливает толпа, некое подобие строя. У входа в столовую обычно стоит контролер или офицер, чтоб не было лишней давки. Обычно каждый знает свое место за столом. Столовая — это длинный зал с тремя рядами длинных столов и скамей. Стол человек на десять. В один заход вмещается два отряда — человек 300–400. В дальнем конце столовой — сцена и белое полотно экрана, это еще и клуб. Но во время еды никто этого не замечает, все внимание — взять тюху побольше, да не быть обделенному кашей из котла. Тюха — кусок хлеба грамм 200, вес естественно не выдерживается, поэтому уважаемым достается потолще, а новичкам и кто попроще — что достанется. Главная охота за горбушкой. Всякое бывает: налетают, расхватывают, кто что урвет. Кому-то чего-то, хлеба ли, каши, может и не хватить. Но в основном стараются соблюдать порядок, скандалы за столом не всем по душе, три «кипиша» ежедневно — это выматывает, да и всякому хочется хотя бы поесть спокойно, какая бы ни была баланда, а все же еда, все же какое-никакое удовольствие и его не хочется отравлять. Поэтому обычно за каждым столом раздатчик и без него не трогают. Не каждый согласить взять на себя это сложное и деликатное дело разделить на десятерых, чтоб все было правильно. Ведь правильно это вовсе не значит, что всем поровну. Сначала надо дать тюху и отмерить кашу «положнякам» — естественно кому вперед, тому и больше. Нельзя при этом и себя обделить, иначе какой смысл браться за черпак? Но хоть ты и раздатчик, себе больше чем положняку не положишь, раздатчик обычно из средних мужиков, тут уже надо иметь искусство: небрежным жестом придерживается себе приличная тюха, не претендующая пока на собственность, ну, когда все свое взяли, тогда только раздатчик считает ее совей, т. е. лишь в том случае, если кто-либо из положняков не заявит на нее свое право. Впрочем, особой обиды, как правило, ни у кого не бывает, особенно в нашем отряде, в первом, откуда вся хоз. обслуга, в том числе повара, баландеры, посудомойки и сам его величество хлеборез. Эти последние подбрасывают своим миску, а то и целый бачок каши или супа, лишний чайник чаю, лишнюю булку хлеба. Иные положняки прямо подходят к раздаточному окну и берут себе с кухни льготную порцию. Конечно, все это за счет кого-то, за счет того, что недодано другому отряду, за счет того, что разбавлено другим, ведь надо иметь в виду, что с кухни кормятся и прапора, иногда офицеры, что-то утаскивается вольными столовскими работниками, что-то относится тайком в отряды особо важным авторитетам, которые предпочитают кушать столовское мясо в отряде, чем хлебать баланду вместе со всеми. Однако ж хватало всем. И часто ту же кашу, тот же суп или борщ ничем не отличишь от варева в московских столовых, а то бывает и лучше, так что нашу зону нельзя назвать голодной. В этом отношении нам повезло. Никакого сравнения с тюремной баландой в Москве ли, в Свердловске ли, за исключением, конечно, Лефортова, там кормят лучше, ближе всего к норме. Чай, правда, почти везде одинаков — едва прикрашенный кипяток. Везде его разворовывают безбожно. Бывает, дежурный офицер лично контролирует засыпку чая в котел — что ж с того: нальют при нем несколько чайников, да и оставят на кухне, а на раздачу пойдет нещадно разбавлено. Сухого чая не оставят, так жидкой заварки возьмут — столовая всегда и везде важный поставщик первейшего напитка на зоне. Сладкий чай, иногда он и правда сладкий, только на завтрак.
