Помню, Мулюкина не было дома. Он, кажется, был во дворце наместника, где помещалась их дипломатическая канцелярия. Мы вдвоем пили чай и болтали, будучи уверены, что атмосфера сгущается и возможна война. Всё же, по молодости ли или по неопытности в этого рода делах, как–то не вникали в серьезность происходящего и легкомысленно и поверхностно говорили об этом. Наше поколение в то время еще не знало войны. Ни Россия времен царствования императора Александра III и первых десяти годов царствования его сына, Николая II, не воевала. Ни в Европе того времени на нашей памяти войн не было. Их не было тогда и во всем мире. О войне мы знали только по истории и романам. А нам было уже по 27 лет. Какое это было счастливое время!
Этот длительный мир влиял, видимо, и на наших дипломатов, по крайней мере порт–артурских.
Вот что рассказывал нам на одном недавнем обеде защитников крепости Порт–Артур здесь, в Париже, уже в 1948 году, кап. I ранга С. Н. Власьев.
«26 января 1904 года, как раз накануне войны, после обеда, т. е. за 8–10 часов до ночной минной атаки японцев, Власьев, тогда мичман, шел мимо портового управления со своим командиром минного транспорта «Енисей», кап. 2 р. Степановым. Они случайно встретили начальника дипломатической канцелярии наместника Плансона, шедшего, как всегда, с портфелем подмышкой.
Степанов остановился и говорит Плансону: «Война?» — «Уверяю вас, никакой войны не будет!» ответил Плансон. — «Посмотрите, что делается: все японцы уезжают. Вы видели вереницы японок?» возразил ему Степанов. — «Ручаюсь, что войны не будет», — снисходительно улыбаясь заключил Плансон».
Если принять во внимание, что тогда послы русского императора в Пекине, Токио и Сеуле подчинялись непосредственно наместнику на Дальнем Востоке, а не министру иностранных дел России, то Плансон в этот момент был не более и не менее, чем министром иностранных дел и Дальнего Востока и самой России.
На чем базировал свою уверенность Плансон? Теперь ясно, — только на той телеграмме, о которой поведал мне Мулюкин, и о которой не могли знать ни Степанов, ни Власьев. А может быть не знали и адмирал Старк и его флаг–капитан А. А. Эбергардт.
Степанов предвидел войну, стоявшую уже у порога по действиям японцев на наших глазах, а Плансон гадал о ней — только по телеграмме из Петербурга. Он не усомнился и после того, как узнал, что Нагасаки не отвечало.
Такова была вера у этого чиновника в могущество и силу воли всероссийского самодержца и в его непререкаемый авторитет, даже в глазах реформатора Японии императора.
