У двери на лестницу расцеловались, и отъезжающие поспешили занять свои места.
– Это ты – сошедший с небес? – спросила уже в машине Анюта.
– Я, – ответил он.
– Почему?
– Как-нибудь расскажу. Потом, не сейчас.
Аня обиженно фыркнула и отвернулась к окошку.
А еще через сорок минут, обойдя на всякий случай тайными тропами выездные посты, машина уже неслась на восток.
Анюта была явно довольна, хоть и отчаянно боялась бывших работодателей. Запах свободы пьянил девчонкины ноздри.
Доволен был и Глеб. Все впереди – в непонятке. Но уже не так безысходно.
Теперь пассажир действительно сошел.
В Синдеевку Глеб поначалу не попал. Равно как и вроде наметившийся роман с Анютой не разродился даже случайной дорожной связью.
Наметился он еще возле дома, где акт любви бандитского юриста сопровождался сигаретными прижиганиями.
Пришло вдруг в голову Железнову, что, может быть, это и есть судьба. Оба они – униженные и оскорбленные. Оба занимаются тем, что не любят. Оба с Урала, пришлые.
И на Урал возвращаются. Ну разве не единение душ?
К профессии ее он отнесся равнодушно, как истинно лесной человек. Да, занималась. Больше не будет.
Вот он в девять лет потерялся в лесу. Правда, летом дело было, а то бы по неопытности не выжил. На вторые сутки поймал и съел ужа. Но не ест же он сырых ужей, когда у него есть деньги и имеется ресторан, где можно рубли обменять на пищу?
Так что ее ежедневное давание всем подряд напрягало его гораздо меньше, чем, может быть, одна-единственная Томкина утеха с Николаем Ивановичем.
Вспомнил – и опять заболело, заскребло внутри. И еще сам для себя оценил: машинально Томку пытается если не оправдать, то провести по более легкой статье. Какая там одна-единственная? Во скольких командировках побывал Глеб, работая под чутким руководством Николая Ивановича? Да еще иногда как срочно его туда посылали! Наверное, когда у начальника сильно свербило…
От подобных мыслей возможная жизнь с Анютой фантастической совсем не казалась.
Такое логическое, идущее от мозга, «влюбление» было разбито двумя ударами. Первый – когда забирали у «мамочки» паспорт. Глеб в него на всякий случай заглянул. Девочке оказалось семнадцать без двух месяцев.
И дело не в том, что Железнов испугался «малолетней» статьи. Его вдруг ударило, что она вполне могла бы быть его дочерью. Почти восемнадцать лет назад, уезжая на учебу в столицу, он искренне обещал своей девушке вернуться. И под влиянием момента предохраняться не стали.
