За окном завывал гудок.
— И чтобы я больше не слыхал от вас, пане капитане, таких ответов… Вроде того, что вы не могли справиться с одним человеком, который все-таки воет до сих пор.
— Там Заремба. Гудок должен прекратиться, папе полковник.
Могельницкий, не слушая его, пошел к двери.
— Вы поедете со мной.
Стоящий на часах жандармский капрал отдал им честь и, когда они сошли вниз, вошел в кабинет Вроны и сел у телефона.
Перед штабом выстроился взвод кавалерии.
Владислав Могельницкий ездил перед строем, прилипая толстым задом к седлу, то и дело поправляя обшитую серебром конфедератку. Увидев брата и Врону, дал шпоры коню и закричал, срываясь на визг:
— Взвод, сми-и-и-рно!
Эдвард сунул ногу в стремя, сделал усилие, чтобы «легко» вскочить в седло.
«Старею, что ли? Эти парижские лимузины отучили даже ходить, — с досадой подумал он и поморщился от боли. — А тут еще этот геморрой! Совсем не для кавалериста…»
Врона подъехал к нему.
— Посмотрим, какие там «серьезные беспорядки», — иронически сказал Эдвард и прикоснулся шпорами к бокам лошади.
Владислав взвизгнул команду, и сзади нестройно зацокали копыта.
Первую толпу они встретили у аптеки.
— В чем дело? — резко крикнул Эдвард, чувствуя, что у него запрыгала правая бровь.
Ближе всех к нему стояла полная интеллигентная дама, прилично, но бедно одетая.
— Сюда привезли троих раненых… Одной женщине глаз выбили, — ответила она по-польски и как-то виновато улыбнулась.
— Кто их ранил?
Дама смутилась и не нашла, что ответить.
— Тут на конях приезжали ваши же, господин офицер.
— Бьют народ ни за что ни про что…
Врона резко повернул лошадь в сторону, откуда слышались голоса.
— Кто это сказал?
В толпе началось движение. Из задних рядов уже удирали.
— Займитесь ими, — сквозь зубы процедил Эдвард и двинул лошадь вперед.
Толпа расползлась перед ним, как мягкое тесто, в которое всунули кулак.
— Эй, вы! Марш по домам! Если еще хоть одна стерва появится на улице, то пусть простится с головой!
— Пане подпоручик, прикажите дать им плетей… — услыхал Эдвард за своей спиной приказ Вроны.
Он резко дернул поводья и поскакал.
«А неприятная эта служба жандармская. Грязная работа!» — брезгливо поежился он. Такое же ощущение брезгливости испытал он впервые, когда поймал вошь у себя за воротом во время своих переходов через фронты.
Врона нагнал его.
— Я думаю, пане полковник, вам не следует одному далеко отъезжать от взвода. Сейчас пан Владислав справится там, и мы двинемся вперед.
