Когда слова песни дошли до сознания Грейсона, он нахмурился и, схватив пульт, приглушил звук трансляции местной радиостанции. Он всегда слушал музыку, когда надо было разгребать горы бумаг, с которыми его обязывала работать должность, но сейчас становилось всё сложнее найти что-то, что ему бы понравилось. Обычно он настраивался на волну очередной нелегальной радиостанции, успевая послушать новейшую музыку прежде, чем она будет утверждена для потребления на массовом рынке. Но всё чаще и чаще он просто не мог ничего слушать.
Хотя подтекст мог быть неявным, музыка, казалось, всегда участвовала в гражданской войне. Миллионы людей уже погибли, среди них был человек, которого он любил всем сердцем, но Грейсон всё ещё не мог определиться, какая же из сторон была права.
Его сосредоточенность рассеялась, он смотрел невидящим взглядом на свой маленький кабинет, не имеющий даже окон. На одной стене висели два голофото с его семьёй и одно с выпускным курсом Залы Воинов. На второй висела подробная топографическая карта Нью-Сиртиса, остальные две стены занимали книжные полки, на которых стояли книги: от «Искусства Войны» Сунь-Цзы, до «Принципов Дезинформации» Иэна Дэвиона. Целая полка была посвящена правилам и уставу Сиртисских фузилеров. Больше в кабинете не было ничего, если не считать похороненного под кипами бумаг письменного стола Грейсона и двух стульев, на одном из которых сейчас сидел он сам.
Грейсон знал, что после долгого сохранения нейтралитета марка Капеллы официально вступит в конфликт. Он был также уверен, что Джордж Хасек присоединится к Виктору Дэвиону, как по личным, так и по политическим причинам. Но пока Катерина Штайнер-Дэвион сидела на троне как Таркада, так и Нового Авалона, и была законным правителем Федеративного Содружества. Невзирая на всё произошедшее, ему никак не удавалось избавиться от убеждения, которое ему давно и успешно внушали: выступать против законного правителя – измена.
Вздохнув, он попытался сосредоточиться снова, но был просто не в состоянии. Потирая глаза, он откинулся в кресле, в надежде выбросить из головы мысли, навеянные музыкой, те вопросы, которые он задавал себе с самого начала войны, требующие ответов, которые он пока не нашёл. Потому он был рад, когда раздался стук в дверь, прервавший его размышления.
– Входите, – сказал он.
Дверь открылась, и в комнату вошёл худой как скелет мужчина с острым носом и пронзительными голубыми глазами. Грейсон всегда подшучивал, что тот был настолько худой, что мог прятаться за шваброй. Но самой характерной чертой этого человека были длинные русые волосы, которые он заплетал в косу до пояса. Из-за этого он выглядел дико на военной базе, а его униформа – снежно-белый комбинезон с небесно-голубой полосой, спускающейся по штанинам к бело-синим полуботинкам, – не уменьшала странности.
