В глазах пастора мелькнула смешинка.
— А как же инкарнация, которую ты считаешь нормальным ходом вещей?
— Я здесь, на Земле, все уже сделал! — вызывающе парировал тот.
Пастор не стал возражать, но как-то задумался…
Дункан уже решил, что так и не получит ответа на свой вопрос о дурном человеческом материале, но оказалось, священник собирается как раз это сделать.
— Негодная для мира душа лишается мира. Она остается только сама с собой, без всякого внешнего, без времени и пространства.
— Это твоя точка зрения, Чарли?
— Так высказывались крупные мыслители обеих христианских церквей: и католической, и греко-славянской.
Память исподтишка хочет иногда вернуть к отвратительному кошмару, но воля успевает встать на пути — воля, спасшая от безвременья, поделенного на пустые миги, не дававшие чувствовать и дробившие всякую мысль.
От дома пастора им нужно было разъезжаться в разные стороны. Когда прощались, Коннерс вытащил из кармана плаща свернутые вдвое листы бумаги, что-то лукавое значилось в глубине его глаз.
— Это вам для нескучного чтения, дорогой.
Дункан развернул на сгибе листы, внутри на первом из них значилось: «Тибетское Евангелие».
Очень кстати, что завтра днем капитан назначил ей встречу, у нее есть что сказать. Только надо превратить впечатления в убедительную оперативную информацию — все ведь возникло из простенькой детской игры. Из игры в прятки, которой занимались сегодня дети, как и в тот роковой вечер.
В подобных играх часто срабатывает стереотип, это первое. Второе — кое-что можно выудить после, при разговорах.
Получилось лучше, чем Лиза рассчитывала.
Ах, как был раздосадован Эдди, пойманный ей в пространстве за шторкой круглого окна, между первым и вторым этажом. Его худенькое тельце поместилось там, где, на первый взгляд, не было свободного места.
И расстроенный Эдди в сердцах поделился: его здесь не заметил не только Уильям, который «водил» в прошлый раз, но даже собака, ступавшая вверх по лестнице.
— И ни Марта, ни миссис Ванлейн?
— Они бы тоже не заметили, только они не проходили.
Договорились на будущее, что Лиза не выдаст его убежище.
Уильяма и Герду она поймала в комнатах второго этажа, однако Алекс благополучно ее обманул. И раздосадованная сестрица мстительно сообщила при всех, что он лазает из подсобки по тросу на крышу, а это нечестно, потому что крыша исключена из игры. Братец в ответ назвал сестру «врухой», но двое других мальчиков иронически при том улыбнулись.
