— Правильно ты заметил, и при попадании в сердце та же картина.
— Все сходится, сэр. Надо брать у прокуратуры разрешение на доследование.
— Ты оптимист — ни один судмедэксперт не даст заключения, что Ванлейн падал в здравом сознании, сжимая сигару от ужаса.
— Почему не даст?
— Потому что на каждое правило находится исключение. Во-вторых, незачем суетиться. Ты же сам пристраивал через охранника Лизу. Вот и посмотрим.
— От нее пока ничего нет?
— Экстренного — ничего, — капитан немного подумал. — …Завтра у нее уик-энд, назначь-ка ей встречу со мной на середину дня.
В этот вечер Дункан вернулся домой не поздно, где-то в начале десятого, но два часа в гостях у пастора стали, наверное, самым интересным событием за последние несколько лет, хотя и грустно напомнили, какой непозволительно скудной бывает жизнь человека по его собственной вине.
Они поужинали, потом долго пили чай с травами, в которых пастор слыл тонким специалистом и даже лечил настоями прихожан.
Коннерс обращался к нему попросту и по имени.
— Знаешь, Чарли, признавая бессмертие души, церковь всегда ставила меня в тупик.
— Чем же?
— Ты помнишь, мамаша моя была очень религиозна.
— Как же не помнить, достойнейшая женщина.
— Так вот, дорогой Чарли, Святое Писание занимало в детстве весь мой досуг.
— Не привирай, твоя матушка не была диктатором.
— Ну, может быть, я несколько преувеличил. Однако прочитай мне любую строку из Евангелия, и сейчас скажу, что говорится дальше.
— Подобное хвастовство не грех.
Коннерс довольно взглянул на коллегу, а тот уважительно улыбнулся — увы, за его плечами такой подготовки и близко не было.
— Но чем тебе не угодил догмат о бессмертье души?
— Не угодил! — капризно произнес Коннерс, словно очутившись в далеком прошлом, когда он корпел над Писанием, а кто-то на улице за окном гонял мяч.
Оно и подтвердилось следующей фразой:
— Я еще в детстве думал — вдруг, вот, помру. И душа моя так и останется навсегда маленькой и ни в чем не сведущей. Я этого боялся.
— Вот ты о чем.
— Да. Лично мне повезло, а с некоторыми именно так и случилось.
— Ты хочешь сказать: зачем вечность душе, которая не имеет опыта жизни?
— Именно. Однако не отвечай пока, так как проблема шире, — старый полицейский кивнул на Дункана: — Мы с коллегой, как ты знаешь, ловим всякую дрянь. Клянусь тебе, встречается уже абсолютно негодный человеческий материал. О'кей, возможно, за двадцать лет тюрьмы в ком-то произойдут нравственные изменения, — он скороговоркой добавил: — Я лично не сталкивался, но допускаю. Однако растолкуй мне, дорогой Чарли, за каким, э, зачем, например, предоставлять бессмертье душе бандита, стрелявшего в нас и убитого ответной пулей?
