Вошли в прихожую, освещенную лампочкой малого накала. Имея в виду записку, Козырев спросил Серафиму:
— Что там?
Серафима ухмыльнулась, пробежала записку глазами, поискала — нет ли чего не для ушей Олега Павловича? — и только потом прочитала вслух: «Руфина Хайрулловна, во имя прежней… М-ммы… прими сего пациента со вниманием. Ты должна знать его по боям у Харькова… Помнишь, когда приезжал Черняховский?»
— Вот видите! — воскликнул лейтенант. — Чер-ня-хов-ский!
— Не лезьте не в свое дело, лейтенант, — оборвал его Козырев неприязненным голосом.
— Как это не в свое? Мне приказано…
— Вам приказано быстрее вернуться к машине, вас ждут патрули. Серафима Сергеевна, отправьте этого путаника на перевязку.
— Вы смотрите, товарищ майор медицинской службы! — заерепенился лейтенант. — Это вам не ванька-взводный. У вас есть палата для старших офицеров? Чтобы уход соответственный, лекарства там и все прочее…
Олег Павлович отмахнулся от него, как от назойливой мухи, и повернулся спиной. Козырев и со спины показал добротную стать человека, окончательно освободившегося ото сна, бодрого, готового к любой работе и уже забывшего о существовании въедливого и нескромного лейтенанта.
Но въедливого лейтенанта не забыла Серафима Сергеевна, подхватила его под руку.
— Усатенький, вы его ординарец, этого раненого?
— Какой ординарец! — взбунтовался приниженный лейтенант. — Я — офицер! Адъютант командира полка!
Серафима порывисто приложила руку к груди:
— Простите, пожалуйста. — Второй год носящая звание лейтенанта медицинской службы, она, пряча плутовскую ухмылку, прибавила: — Думала, из прислуги начальства кто-нибудь, не разбираюсь в чинах-то.
Через непродолжительное время лейтенант — умытый, с повязкой, как тюрбан, — снова появился на крыльце. На дворе прояснилось, и теперь даже от ворот, где стояла машина, видно было, что он заведен до упора. Похоже, сестрички, пока перевязывали, вволю поточили свои и без того острые язычки. Ну конечно же! Вон Серафима вслед растревоженному лейтенанту просит умоляюще:
— Товарищ адъютант, остались бы…
Усаживаясь рядом с шофером, лейтенант пыхтел:
— Кобылицы… Я что, шуры-муры сюда…
Энкэвэдист, не стесняясь солдат, бросил ему:
— Пенек ты, лейтенант, восьмиугольный. Девчата шутят с тобой, а ты… — Отвернулся от лейтенанта, сказал шоферу: — Заедем в наше расположение, собаку прихватим.
Поднимаясь в операционную, Серафима подумала, что и раненый, привезенный этим усатеньким фендриком, наверное, тоже зануда.
