Элла Рентхейм. И ты не постоял за ценой. Уплатил сполна. Не торгуясь.
Боркман. Другого выбора не было. Или победить, или пасть.
Элла Рентхейм (дрожащим голосом, глядя на него). Но тогда правду ли ты говоришь, что я была тебе в то время дороже всего на свете?
Боркман. Ив то время, и после. Долго-долго спустя.
Элла Рентхейм. И все-таки ты променял меня тогда... Торговался с другим человеком за свое право любить. Продал мою любовь за... пост директора банка!
Боркман (угрюмо, подавленно). Необходимость заставила меня, Элла.
Элла Рентхейм (вся дрожа, вне себя поднимается с дивана). Преступник!
Боркман (вздрагивает, но овладевает собою). Это слово я слышу не впервые.
Элла Рентхейм. О, не думай, что я говорю о том, в чем ты мог провиниться перед законом и правом! Что мне за дело до того, как ты распорядился всеми этими акциями и облигациями или что там было еще! Если бы только мне было позволено стать рядом с тобой, когда все обрушилось на твою голову...
Боркман (напряженно). Что тогда, Элла?
Элла Рентхейм. Верь мне, я с радостью разделила бы с тобою все. И стыд, и разорение, все, все! Помогла бы тебе перенести все!
Боркман. И ты бы захотела? Смогла бы?
Элла Рентхейм. И захотела бы, и смогла! Тогда ведь я еще не знала о твоем огромном, ужасном преступлении...
Боркман. О каком? Что ты имеешь в виду?
Элла Рентхейм. Я имею в виду преступление, за которое нет прощения.
Боркман (вперив в нее взгляд). Ты себя не помнишь, Элла.
Элла Рентхейм (подступая к нему). Ты убийца! Ты совершил великий, смертный грех!
Боркман (отступая к пианино). Да ты в уме, Элла?
Элла Рентхейм. Ты убил во мне душу, живую душу, способную любить! (Подступая к нему.) Понимаешь, что это значит! В Библии говорится об одном загадочном грехе, за который нет прощения. Прежде я никогда не понимала, что это за грех. Теперь понимаю. Самый великий, неискупимый грех - это умертвить живую душу в человеке, душу, способную любить!
Боркман. И по-твоему, я повинен в этом?
Элла Рентхейм. Да, повинен! Я, собственно, и не знала, что, в сущности, постигло меня, - не знала до сегодняшнего дня. Твою измену мне ради Гунхильд я приписывала обыкновенному мужскому непостоянству с твоей стороны и бессердечным уловкам - с ее. И мне почти кажется, что я презирала тебя немножко, вопреки всему. Но теперь я вижу: ты изменил любимой женщине. Мне, мне, мне! Ты мог ради выгоды продать то, что было тебе самому дороже всего на свете! Ты повинен в двойном убийстве! Убил и свою и мою душу!
