Фулдал. И со мною то же.
Боркман (не слушая его), Подумать! Я был почти у цели. Дали бы мне еще неделю срока! Все вклады были бы выкуплены... Все ценности, которые я заимствовал смелою рукой, снова были бы на своих местах. Уже готовы были организоваться затеянные мною огромные, небывалые акционерные общества. Никто не потерял бы ни гроша...
Фулдал. Да, такая жалость... Ты был так близок к цели...
Боркман (со сдержанным бешенством). Но тут-то меня и постигло предательство! Как раз в те дни, когда все должно было решиться! (Смотрит на него.) Знаешь, какое преступление, по-моему, подлее всех, на какие только способен человек?
Фулдал. Нет. Какое же?
Боркман. Не убийство, не воровство, не ночной грабеж. Даже не клятвопреступление. В таких случаях человек имеет большею частью дело с людьми, ему ненавистными, или с посторонними, совершенно чужими ему людьми.
Фулдал. Ну, так самое подлое преступление, Йун Габриэль?..
Боркман (отчеканивая). Самое подлое - злоупотребление доверием друга.
Фулдал (с некоторым сомнением). Послушай, однако...
Боркман (запальчиво). Что ты хочешь сказать?.. Я уж вижу - что, по твоему лицу вижу. Но тут это ни при чем. Вкладчики получили бы все свое обратно в целости. Все как есть, до последней крохи!.. Нет, самое подлое преступление, на какое только способен человек, - это злоупотребление письмами друга... оглашение на весь мир того, что было доверено с глазу на глаз, как бы на ухо в пустой, темной, запертой наглухо комнате. Человек, способный прибегать к подобным средствам, насквозь пропитан и отравлен, зачумлен моралью сверхподлецов. И такой-то друг был у меня... Он и погубил меня.
Фулдал. Догадываюсь, на кого ты намекаешь.
Боркман. Не было уголка в моей душе, которого бы я не открыл ему. И вот, когда минута настала, он обратил против меня то оружие, которое я сам же дал ему в руки.
Фулдал. Я никогда не мог понять, почему он, в сущности... Конечно, разное говорили в ту пору...
Боркман. Что говорили? Скажи. Я ведь до сих пор ничего на знаю. Меня сейчас же... изолировали. Что говорили тогда, Вильхельм?
Фулдал. Говорили, что тебя прочили в министры.
Боркман. Мне предлагали, но я отказался.
Фулдал. Значит, ты не стоял ему поперек дороги?
Боркман. Нет. Он не потому и предал меня.
Фулдал. Тогда я, право, не пойму...
Боркман. Я, пожалуй, скажу тебе, Вильхельм.
Фулдал. Ну?
Боркман. Тут вышла... дело в некотором роде шло о женщинах.
Фулдал. О женщинах? Но, однако, Йун Габриэль...
