Элла Рентхейм (перекидывая пальто через руку). В первый раз в жизни мы, сестры-близнецы, одного мнения... Спокойной ночи, Гунхильд. (Уходит в переднюю.)
Музыка доносится еще явственнее.
Фру Боркман (стоит с минуту неподвижно, затем вздрагивает, съеживается и невольно шепчет). Опять волк завыл... больной волк. (Стоит с минуту и вдруг бросается ничком на ковер, ломает руки и с отчаянием шепчет.) Эрхарт, Эрхарт!.. Будь верен мне! Вернись и помоги своей матери! Не то мне не вынести больше этой жизни!
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Большая, некогда парадная зала в рентхеймовском доме. Стены обиты старинными выцветшими гобеленами, изображающими охотничьи сцены и пастушков и пастушек. У стены налево пианино, подальше двустворчатые двери. В левом углу задней стены дверь под обои. У стены направо, посередине, большой резной дубовый письменный стол, на котором разложено множество книг и бумаг. У той же стены, впереди, диван, стол и стулья. Вся мебель в строго выдержанном стиле
ампир. На столах горят лампы.
Йун Габриэль Боркман, заложив руки за спину; стоит у пианино и слушает игру Фриды Фулдал, которая доигрывает последние такты "Dense macabre". Боркман среднего роста, крепко сложенный мужчина. Ему лет под шестьдесят; важная осанка, тонко очерченный профиль, пронизывающий взгляд, курчавые волосы и борода подернуты сильной проседью. Одет в черный, не совсем модного покроя костюм, носит белый галстук. Фрида Фулдал - хорошенькая бледная девушка лет пятнадцати, с несколько усталым и напряженным выражением лица. Скромное
светлое платье. Музыка кончается. Молчание.
Боркман. Можете догадаться, где я в первый раз слышал подобные звуки?
Фрида (взглянув на него). Нет, господин Боркман.
Боркман. В рудниках.
Фрида (в недоумении). Да? В рудниках?
Боркман. Я сын рудокопа, как вы, верно, знаете. Или, может быть, вы не знаете этого?
Фрида. Нет, господин Боркман.
Боркман. Сын рудокопа. И отец брал меня иногда с собою в рудники... Там, в глубине, поет руда.
Фрида. Вот как? Поет?
Боркман (кивая). Когда освобождается. Освобождают ее удары молотов. Как полночные колокола, бьют и освобождают ее. И вот руда поет... от радости... Поет по-своему.
Фрида. Отчего же это так, господин Боркман?
Боркман. Ей хочется на свет дневной, служить людям. (Ходит взад и вперед по зале, заложив руки за спину.)
Фрида (сидит несколько минут в выжидательной позе, затем смотрит на свои часы и встает). Извините, господин Боркман, но, к сожалению, мне, пожалуй, пора.
