Когда ушел чрезвычайный комиссар по топливу, его место занял человек в дубленом полушубке — заведующий жилищно-коммунальным отделом исполкома Гулик.
— У меня, товарищ Доброхотов, жалоба на коменданта Реввоентрибунала армии. Все то же: по распоряжению Деревицкого допущена самовольная порубка дерева в черте города.
— Паркового дерева? — уточнил Доброхотов.
— Нет, это дерево находилось во дворе воинской части, но состояло у меня на учете.
— Я помню это дерево, — отмахнулся Доброхотов. — Оно ведь было сухое.
— Что верно, то верно. Но у меня бани который день не топятся. Людей вша заедает!
Доброхотов сочувственно вздохнул.
— И бойцов кормить надо. Поздно варят обед красноармейцам.
Помолчали.
— Вот что, товарищ Гулик, насчет самовольной порубки дерева буду вас поддерживать. Спуску никому не дадим. А вы займитесь вот чем: к вечеру подберите флигелек вот этому товарищу и выдайте ордер по всей форме.
Заведующий коммунальным отделом покосился на незнакомца, не проронившего за это время ни слова. Бородин лишь изредка бросал на Гулика изучающие взгляды.
— Одному — и флигелек? — не удержался Гулик.
— Даже два требуются. Один для нового учреждения, другой для сотрудников под жилье. Ясно? Вот так!
— Товарищ Доброхотов, трудновато.
— А где же, черт возьми, легко сейчас? — впервые за утро вспылил Доброхотов.
Когда ушли посетители, Доброхотов подсел к Сергею Петровичу и обнял его за плечи.
— Обстановку, надеюсь, почувствовал. С чего начать, потолкуем сегодня в свободное время. Оно у меня после двенадцати ночи. Главные наши задачи: побороть эпидемию тифа, наладить связь с крестьянством, освободить село от блокады бандитских шаек и влияния кулака, восстановить городское хозяйство... А в первую очередь — водный транспорт. Из шестидесяти затопленных Врангелем судов поднять пока удалось один пароходишко, да и тот, видимо, в твое распоряжение придется отдать, ты ведь птица водная...
— В мое распоряжение, Кузьма Силыч, прошу сначала дать людей. Вот, к примеру, товарища Китика, — Бородин кивнул в сторону вошедшего матроса.
Китик, услышав свою фамилию, замер в выжидающей позе.
Доброхотов с улыбкой поглядел на матроса, скосив глаза, потеребив ус.
— Сватают тебя, товарищ Китик, не заручившись даже твоим согласием... Или вы уже сговорились, черти? — обратился он с шутливым подозрением к обоим.
Матрос стоял, чуть покачиваясь, в раздумье. За короткое время совместной работы он по-братски привязался к Доброхотову.
