"Ведь добра ему желаю, добра! - недоумевал Ярмамед. - Неужели этот сын жабы Салман нашептал ему о тридцать седьмом годе? Нет, не похоже!... Предупреди я таким манером Салмана, так тот сто раз бы по плечу похлопал, рассыпался в благодарностях".
Вечером, когда правление опустело, Ярмамеду стало невмоготу. Сомнения измучили его. Ширзад и вправду способен рассказать Рустаму, тем более что зарится на его дочку... Как же Ярмамед посмотрит в глаза своему владыке? Придется собрать свое барахлишко и смыться не только из колхоза - из района. А не успеешь сбежать - Рустам впихнет Ярмамеда в пахталку и станет пахтать его, как кислое молоко, а потом из айрана слепит сыр и накормит им псов. Вот как будет-то!... Эх, наивный, наивный Ярмамед! А ведь как будто правильно рассчитал: если на собрании Ширзад резко критиковал председателя, значит, теперь он будет собирать любые сплетни о Рустаме. Салман так и поступает: копит всякие неблаговидные слухи о председателе, а сам лебезит перед ним, выслуживается. Да, не ошибались те деревенские мудрецы, которые говорили, что поэт Ширзад не отрывает глаз от звезд, а потому часто спотыкается.
Ярмамед спрятал бумаги в шкафчик, запер дверь, положил привязанный к тряпочке ключ в условное место на веранде и поплелся домой.
Вспомнив, что Ширзад - поэт, он несколько приободрился: поэт доносами заниматься не станет. Побрезгует!... Но едва Ярмамед сделал несколько шагов, как страх снова овладел его душонкой. Парторг может проболтаться своему дружку Наджафу, а тот - жене, а Гызетар - закадычной подружке Першан, а председательская дочка - папаше. Тогда все пропало!...
Почувствовав, что у него застучали зубы, Ярмамед придержал подбородок рукою. Пуста была улица, в домах ни огонька, тишина, как на кладбище, только грязь чавкала под ногами.
Может, лучше всего побежать к самому Рустаму и повиниться, воскликнуть, рыдая: "Прости, великий мой покровитель, по неведению, разгорячившись, сказал лишнее!... Не всегда язык повинуется разуму. Родственники - и то друг о друге сплетничают. Верным сторожевым псом всю жизнь буду, прости!..."
А если Рустам обо всем узнал? Что ж, придется отрицать, иного выхода нету. Ярмамед - жертва клеветы, грязной, зловонной клеветы! Ему мстят за преданность Рустаму-киши.
Окончательно запутавшись, Ярмамед прислонился к забору: ноги не держали. Он поднял голову. Густо-черные, взлохмаченные тучи, гонимые сильным ветром, бежали, словно стадо баранов. Внезапно ослепительно блеснула молния, осветив на миг деревенские домишки, сараи, пустыри, грязь, и так это все было неприглядно, уныло, что Ярмамеда охватило отчаяние.
