«Я уже хорошо знала этот нюанс. Он хотел, чтобы я чувствовала себя виноватой. Чтобы была в ответе. За барабанщика… За скучающего без секса солиста… Какие ребята, а?!. За весь неустроенный муравейник. За неудавшихся рок-героев. И за удавшихся сволочей. За грязь жизни. Чтобы за все и за всех была виновата женщина.
— И разве я пьян?.. Скажи, родненькая. Нет, ты честно. Я пьян?
— Нет.
— Вот видишь!
Он и правда не был пьян. Да он и не был пьяницей. Чего нет, того нет… Кой-какой легкий запашок гулял, конечно, от щеки к щеке. Но не всерьез… Местный анапский бриз. Дуновение.
И конечно, Максиму очень хотелось сварить мне поутру горячий шоколад.
— Я уже было решил покончить, завязать с ними… К чертям! бросаю моих гениев, а ведь они гении, Лёльк… гении! это без дураков!.. бросаю провонявшую метропоездами московскую оглохшую музыку! Все бросаю. Уеду в Сибирь. Легко!.. Уехал же туда мой отец… За окнами ельник. Я уже слышу стук колес. Уже чувствую привкус чая, который разносит по вагону приземистая сибирская проводница.
Вот бы хорошо, — мелькнуло. Развязался бы узел.
— Лёльк!
— А?
— Знаешь, что меня остановило?
— Знаю. Ты подумал, вспомнил про немалые деньги на билет.
— Нет, родная. Меня остановило другое. Я думал о тебе… Я подумал — как же она без меня? Как жить будет?»
*
— Отец, однако, не боялся бросать. Не боялся бросать, а значит — не боялся начинать снова. Ты же знаешь, Лёльк, отец вообще-то москвич. Но шесть лет, даже больше, он в Сибири — у друзей. Заболел Сибирью… Настоящий сибирский мачо! Он там охотится на волков. Со своим дружком Звоницыным…
Максим, вспоминая, словно бы слышит со стороны суровый голос отца. Сильный, раскрепощенный мужской голос:
— Звоницын… Ударение на «о», Максим. Запомни. Обязательно на «о»… Звоницын.
— Отец, Лёльк, всегда поправлял меня… мое ударение… Звоницын.
Но Ольга уже решилась на последнее объяснение… сейчас же!.. и на разрыв. Да, среди ночи.
— Максим. Я беру всю вину на себя. Это была моя ошибка. Это я ошиблась… Твоя замечательная музыка. Твое открытое мужское лицо! Я обманула сама себя. Я поторопилась. Я влюбилась… Прости меня.
— Как странно, родная. А я шел сюда и как раз думал: если Лёлька меня бросит, мне конец.
— Твои находчивые, замечательные острые слова… шутки. — Ольга всхлипнула. — Твое обаяние… Уже не поможет.
— Непонятно.
— Все понятно, Максим. Это точка. И пожалуйста не думай ни про секс, ни про то, какой ты мужчина. Ты замечательный сильный мужчина… Но… Но я… Я беру вину на себя… Не сердись. Тебе… тебе ведь было хорошо здесь? в этом скромном полуподвале? со мной?
