Он быстро обежал глазами бухту вдоль и поперек, потом внимательно осмотрел берег. Может статься, она просто спряталась за деревом, готовая в любой момент выскочить и посмеяться над ним.
Но нет. Она не появлялась. Волны бились о скалы. Над головой у него кружила чайка. Издали доносился рев противотуманной сирены. Но Лейси как в воду канула.
Что происходит? Почему она это сделала? Неужели знала, что он согласился бросить ее на острове?
Он почувствовал еще один, совсем короткий, но неприятный укол вины и чертыхнулся, стараясь его заглушить.
Она не могла знать. Безусловно, Уоррен не обронил даже намека, а другого способа узнать у нее не было.
Или был?
Смутные подозрения уже начали шевелиться у него в мозгу.
— Лейси! — заорал он. Никакого ответа.
Митч осмотрел несколько акров скал, окруженных океаном, сосны, березы и уставился на едва видимые сквозь туман колечки дыма, поднимавшиеся из трубы дома за холмом, нещадно продуваемого ветром.
— Лей-си!
Туман душил его голос, вечный шум прибоя заглушал его.
Да и не было поблизости никого, кто бы услышал его бессильные вопли. Она сбежала. Ничего не поделаешь. Такова реальность. И он скрипнул зубами. Пальцы сжались в кулаки.
— Маленькая бестия! Ведьма! Проклятие, она бросила меня здесь!
Ярость захлестнула Митча, когда он вдобавок сообразил, что она уплыла на его собственной яхте.
— Она украла мой парусник! — прорычал он.
Все, что он говорил потом, не было предназначено ни для чьих ушей, кроме его собственных. Он перечислял, что он сделает с ней. Убийство, расчленение и долгая, медленная смерть — даже в совокупности этого мало для такой особы, как Лейси Феррис.
Откуда она узнала?
Кто постарался, чтобы она узнала? Сейчас-то уже очевидно, что она знала и переиграла его!
Попадись ему в руки этот доносчик, мокрого места от него не останется. Выражение ее лица, когда она показывала ему, как пользоваться плитой, снова, поддразнивая, всплыло перед ним.
И подумать только, он чувствовал себя виноватым за то, что собирался сделать с ней. Сейчас он не испытывал бы вины, даже если бы собственными руками скрутил ее очаровательную шейку!
Глаза его сузились, ногти впились в ладонь, он смотрел в непроницаемый туман и бормотал:
— Ну, Лейси Феррис, попадешься ты мне!
Люди не разыгрывали с Митчем Да Сильвой такие шутки. Не разыгрывали, если дорожили собственной шкурой.
Митч Да Сильва не привык смирять свою ярость и тем более не умел этого делать с приятной улыбкой. Главное, что его отличало, — это упорство в осуществлении своих планов и чувство собственного достоинства. Человек дела, он не умел отдыхать просто ради отдыха.
