В кольце твоих рук - Энн Макалистер

Шейн Николс не находил себе места.

Его старший брат Мэйс сказал бы, что добром это не кончится. Все-таки Мэйс знал Шейна на протяжении всех тридцати двух лет его жизни. Мэйс помнил и опрокинутый туалет во дворе, и камушки под седлом, и клей «Момент» в коробке для карандашей мисс Стедмен, и зудящий порошок в белье старика Хулиэна. И, конечно же, он помнил цыпленка…

Поэтому врачу, велевшему Шейну отлежаться, Мэйс посоветовал бы подкрепить свое предписание решительными действиями: например, привязать Шейна к кровати.

Конечно, доктор Ривс не знал Шейна так, как знал его Мэйс. Поэтому он ограничился краткой нотацией. Мол, не каждый день человеку пришивают заново его большой палец. Тут требуется длительное лечение. А значит, Шейн может расслабиться, взять небольшой отпуск, наслаждаться жизнью вместо того, чтобы отбивать себе задницу на родео.

Такому хорошему совету последовало бы большинство парней.

Но только не Шейн.

Его вечно тянуло на подвиги. Именно так он потерял свой большой палец – в дурацком происшествии с участием пустого автоприцепа и пугливой лошади. Шейн бросился на помощь, и поплатился за это.

Ладно, ради друга он готов на что угодно. Но он устал расплачиваться. Ему и так пришлось бездельничать целых три недели на маленьком ранчо близ Элмера, штат Монтана, воспользовавшись приглашением брата. Это хуже тюрьмы.

Шейн помогал Мэйсу вести учетные книги, в которые заносились достоинства каждого бычка и каждой дойной коровы из его стада. Мэйс мог заниматься этим до бесконечности.

Но Шейн на стенку лез от скуки.

Он поглощал в огромных количествах еду, приготовленную Дженни, его невесткой. Она стряпала для него самые любимые блюда. Шейн мог бы вовсе разжиреть и облениться, наслаждаясь домашним уютом. Все-таки, на ранчо, хоть и не слишком большом, было куда просторнее и удобнее, чем в привычном грузовике.

Но большие размеры дома означали только то, что Шейн мог убивать время, слоняясь из комнаты в комнату.

Он играл с обожающими его племянниками, Марком и Тони, и рассказывал им байки о родео. Но даже греясь в лучах своей славы, он до боли хотел вернуться к своему прежнему занятию. Шестилетняя племянница, Пилар, с радостью развлекала его исполнением на пианино песенки «Мы на лодочке катались» – это можно было слушать в первые сто пятьдесят раз, но не вечно.

Шейну начало казаться, что прошла вечность.

А Шейн Николс никогда не стремился к постоянству.

Он был деятельным, неугомонным, увлекающимся человеком.