И вновь я слышал низкий, мощный голос, выпевавший: «Кхтул-лу, Кхтул-лу…»
На этот раз я понял, что это не просто слово, а имя, и что зов идет снизу, точно из-под земли.
Вода вокруг меня пришла в движение, взвихрились потоки, заколыхались водоросли. Дно расщелины оказалось вершиной горы, стоящей на дне морском, и та плавно заскользила вперед.
Из тьмы надвинулись очертания исполинских сооружений, и меня начал колотить озноб.
Видно было плохо, но я понимал, что это строили не люди. Исполинские каменные глыбы громоздились друг на друга, впадины и углы состыковывались причудливым образом, стены изгибались так, что взгляд на них причинял боль. Похожие на надгробия башни соприкасались вершинами, и темные провалы казались злобными алчными глазами.
И все тут, каждый камень, любая прядь скользких и холодных водорослей – все просто вопило, исторгало клич: «Хтул-лу! Хтул-лу! Хтул-лу!» Это напоминало скандирование обезумевших футбольных фанатов или рык экзальтированной толпы на митинге.
Меж прочих зданий выделялось одно – самое большое и наклоненное так, что оно почти лежало. В нем имелась дверь, непонятно, вертикальная или горизонтальная, и на ней – некое изображение.
Я попытался рассмотреть его, но вода стала мутной, точно в ней поднялся туман.
А затем раздался голос, очень четкий и строгий, монотонный, как у автомата.
Говорил он на незнакомом мне языке, полном щелкающих и чмокающих звуков, но я понял каждое слово:
– Не мертво то, что в вечности пребудет. Со смертью времени и смерть умрет.
И, услышав это, я осознал, что передо мной гробница, проведшая на морском дне неведомо сколько тысячелетий, и что внутри лежит один из тех, кого Твардовский именовал Древнейшими. И что я непонятно почему стал слышать его «мысли», улавливать его мерзостные, исполненные воспоминаний о кровавых и чудовищных событиях «сны».
Я попытался дернуться, чтобы вырваться из видения, ущипнуть себя и… очутился в санузле гостиничного номера.
– Вот зараза… – сказал я и понял, что голос мой самым позорным образом дрожит. – Это что, правда?..
Ну да, ядовитому газу с галлюциногенными свойствами взяться тут неоткуда. Значит, этот яркий бред с голосами и древними монстрами вызван чем-то иным. Или это вообще не бред… А что тогда? Ясновидение? А я – новый Нострадамус и скоро начну пророчествовать – и придет конь глад с харей блед, и будет очень много жрат, и наступит всем пипет…
Верится с трудом.
Чтобы убедиться хотя бы в реальности собственного существования, я глянул в зеркало. Отражение мне не понравилось – перекошенное, изнуренное, со страхом в темных глазах.
