— Не шевелись, злодей! Ты будешь арестован!
— Какого дьявола? — взвился я. — Уберите от меня свои лапы, черт побери! Что это значит, Штарнберг?
— Вы арестованы, — говорит он. — Это офицеры полиции.
— Полиция? Бог мой, да что же такого я сделал?
Подбоченившись, Штарнберг смотрел, как женщина поднимается на ноги и пытается накинуть на себя одежду. К моему удивлению, она хихикала, прикрыв рот ладошкой. Видно, чокнутая или пьяна, подумал я.
— Не знаю, как у вас в английском, — сухо говорит Руди, — но в наш язык для этого иметься несколько не слишком красивых терминов. Гретхен, иди отсюда, — он повел в сторону двери большим пальцем.
— Господи, но это же не преступление! — вскричал я, но видя его холодную спокойную улыбку, буквально весь затрясся.
К этому моменту я достаточно протрезвел и был смертельно напуган.
— Отпустите меня! — возопил я. — Вы сошли с ума! Я хочу видеть графиню Ландсфельд! Я требую доставить меня к английскому послу!
— Ну не без штанов же, — усмехается Руд и.
— Помогите! — закричал я. — Помогите! Пустите меня! Вы мне за это заплатите, скоты! — и я затрепыхался, пытаясь вырваться из лап полисменов.
— Ein starker mann,[25] — заметил Руди. — Утихомирьте его.
Один из обидчиков шагнул мне за спину; я попытался обернуться, но тут в затылке что-то больно и ярко вспыхнуло. Комната закружилась перед глазами, и прежде чем сознание покинуло меня, я почувствовал, что падаю на подкосившиеся колени.
Иногда мне приходит в голову мысль: а был ли не свете человек, который чаще попадал в заточение, нежели я? Со мной это происходило по жизни, и с завидным постоянством. Наверное, пора подать заявку с претензией на рекорд? Впрочем, стоит это сделать, как найдется какой-нибудь американец, который тут же его побьет.
Это пробуждение ничем не отличалось от прочих: голова чертовски болит — внутри и снаружи — тошнота и меня охватывает страх перед будущим. Но хотя бы последний вскоре улегся. Едва серый рассвет забрезжил сквозь решетку окна — расположенного, как я догадывался в полицейском участке, ибо камера была приличной — охранник в мундире принес мне чашку кофе, а потом провел через длинный коридор в скромную, отделанную панелями комнату, в которой стоял весьма официального вида стол, с расположившимся за ним весьма официально выглядевшим человеком. Лет ему было около пятидесяти, седые волосы, подкрученные усы, холодный взгляд и нос с горбинкой. Рядом с ним, за пюпитром у стола, Устроился клерк. Туда-то и втолкнул стражник меня: небритого, очумелого, перепачканного в крови и злого на самого себя.
