— Она все еще в больнице, — Мориарти с большой осторожностью засовывал коробок спичек в полиэтиленовый пакет. — Папаша — образец суровой викторианской морали. Я все закончил здесь, сэр. Если вы не…
— Давайте поедем, навестим Янга, — предложил Роджер.
Не было никакой уверенности в том, что Янг примет их, сделает это если и без удовольствия, то хотя бы из вежливости. Но, когда Роджер увидел возле дома с десяток глазеющих зевак, сердце его упало; может, Янг вообще не откроет им дверь. Но он открыл, и Роджера поразили темные круги вокруг его глаз — свидетельство бессонницы и страданий.
— Если я отвечу на ваши вопросы, уберете ли вы… уберете ли вы эту свору шакалов от моих дверей? — Янг смотрел вопрошающе.
— Мы сделаем все возможное для того, чтобы вас не беспокоили, — пообещал Роджер и, как только они вошли и дверь закрылась, спросил: — Зачем вы послали эту фотографию из газеты в Скотленд-Ярд, мистер Янг?
Янг повернул голову:
— Я никуда никаких фотографий не посылал. Я разорвал эту мерзость в клочья.
— Это не ваш почерк? — Роджер протянул письмо, которое ему передал Коппелл. Янг взглянул и, немедленно пройдя в комнату, взял с небольшого письменного стола незаконченное письмо.
— Вот мой почерк, — резко бросил он. — Разве это похоже?
Трудно было представить что-либо менее сходное; Роджер держал в руках каракули; письмо, взятое со стола, было написано красивым, разборчивым и аккуратным почерком. Он явно был предметом гордости обладателя. Бумага помечена специальным штампом: «Элберт Янг, судостроитель, владелец магазина». Янг с нескрываемым удовольствием наблюдал, как менялось выражение лица Роджера, потом рассмотрел подпись внизу и, словно удивившись, воскликнул:
— Кому могло понадобиться мое имя?
— Найдем, — сказал Роджер. — Вы знаете человека по имени Понт, мистер Янг?
— Понт? — Янг задумался. — Я знал когда-то в школе мальчика с таким именем. Лет тридцать пять прошло с тех пор, как я его видел.
— А вы не слышали, чтобы ваша дочь упоминала в своих разговорах Понт-клуб?
— Нет. И я больше ничего не хочу знать о своей дочери.
— Мне очень жаль, что вы так все воспринимаете, сэр. Я уверен, она бы оценила вашу помощь. — Роджер замолчал и задал еще один вопрос: — А вы не знаете, были ли у нее друзья — юноши, которые отличались чрезмерной ревнивостью?
— Я не знаю ее друзей. Она отвергла мое покровительство много лет назад, мать поощряла ее в стремлении к независимости. Поскольку она не обращала на меня никакого внимания, то не было смысла ей что-то говорить, не так ли? Единственное, что я знаю, так это то, что таких мерзких романов у нее могло быть с десяток.
