«Скоро, через несколько часов, он станет моим любовником». От этой мысли и от смутного страха перед неведомой ей близостью этот смуглый, все понимающий мужчина вдруг стал ей чужим. Когда она упала в обморок в коридоре, он был добр к ней, руки его закутали ее в теплое пальто, голос предложил отдых и комфорт; благодарность вызывала слезы у нее на глазах, и, если бы не тишина, наступившая в вагоне, она произнесла бы: «Я люблю вас». Но удержалась — этими словами она нарушит их молчание, когда прекратится всеобщая тишина.
«Там будет пресса, — думал Циннер, и перед его взором предстала журналистская ложа на процессе над Камнецом: люди в ней торопливо писали, а один набрасывал портрет Камнеца. — Теперь это будет мой портрет. Суд послужит оправданием долгих часов, проведенных мной на холодной площадке для прогулок, где я прохаживался взад и вперед, раздумывая, правильно ли поступил, что сбежал с родины. Каждое мое слово должно быть неоспоримым, мне следует ясно представлять себе; за что я борюсь, помнить, что дело не только в бедняках Белграда, а в бедняках любой страны». Много раз он протестовал против националистических взглядов воинствующей фракции социал-демократической партии. Даже их замечательная песня «Шагайте, славяне, шагайте!» была националистической — ее сделали гимном, несмотря на его протест. Ему было приятно, что паспорт в его кармане — английский, план в чемодане немецкий. Он купил этот паспорт в маленьком канцелярском магазине около Британского музея, хозяином его был поляк. Паспорт отдали ему за столиком в задней комнате, и худой прыщавый человек — имя его он уже позабыл — извинялся за цену. «Расходы очень уж велики, — жаловался он и, помогая клиенту надеть пальто, спросил машинально и без всякого интереса: — Как у вас идут дела?» Было совершенно очевидно, что он принимает его за вора. Затем хозяину пришлось пойти в магазин, продать номер французского неприличного журнала прибежавшему тайком школьнику. «Шагайте, славяне, шагайте!». Человека, сочинившего музыку, проткнули штыком около сортировочного зала.
— Тушеная курица! Жареная телятина! — продвигаясь по вагону, закричали официанты: они нарушили минутное молчание. Все вдруг сразу заговорили.
— Я считаю, венгры очень легко привыкают к крикету. В прошлом сезоне у нас состоялось шесть матчей.
— Это пиво ничуть не лучше. Мне просто хотелось бы стакан «Гиннеса».
— Я, право же, надеюсь, что этот изюм…
— Я люблю вас.
