Напряжение снова послышалось в голосе Виктора, его руки задрожали. Он потянулся за стаканом с водой и жадно глотнул.
— На ней была не ее одежда, — продолжал он, — что-то вроде рубашки — туника до колен, обвязанная поясом из камней, таким, как показывала мне девочка. Ноги ее были босы, руки обнажены. Меня больше всего напугало, что ее волосы были коротко пострижены, как у тебя или у меня. Это ее странным образом изменило, сделало моложе, но в то же время и строже. Она заговорила, и ее голос звучал обычно, как если бы ничего не случилось:
— Иди домой, Виктор, дорогой. Обо мне не беспокойся.
Виктор едва поверил, что это она говорит с ним оттуда. Уж слишком все походило на послание души умершего, которое медиум передает родным на спиритическом сеансе. Он не знал, как ей ответить. Он даже решил, что ее загипнотизировали, внушили ей эти слова.
— Почему ты хочешь, чтобы я ушел домой? — спросил он как можно ласковее, чтобы не внести еще большего смятения в ее и так уже потревоженный этими людьми рассудок.
— Это единственное, что остается сделать, — ответила она и улыбнулась, как всегда, счастливо, словно они были дома и обсуждали планы на будущее. — Со мной все в порядке, дорогой. Это не безумие, не гипноз, как ты думаешь. Я понимаю, жители в деревне запугали тебя, потому что это сильнее большинства людей. Но я, наверное, всегда знала, что это существует, и ждала. Когда мужчины или женщины уходят в монастыри, я знаю, их родные очень страдают, но со временем они привыкают. Я хочу, чтобы так было и с тобой. Пожалуйста, Виктор, пойми меня, если можешь.
Она стояла там спокойная, умиротворенно улыбаясь.
— Ты хочешь сказать, — воскликнул Виктор, — что остаешься в этом месте навсегда?
— Да, — ответила она. — Для меня теперь не может быть другой жизни.
Поверь мне. Возвращайся домой, живи, как обычно, присматривай за имением. А если полюбишь кого-нибудь, женись и будь счастлив. Благослови тебя Бог, дорогой, за твою любовь, за твою доброту и преданность. Я этого никогда не забуду. Если бы я умерла, ты ведь хотел бы думать, что я упокоилась с миром и пребываю в раю. Так вот — это место для меня рай. И я скорее прыгну со скалы в провал, чем вернусь с Монте Вериты в мир.
Пока она говорила, Виктор смотрел на нее и заметил в ней некое сияние, которого не было даже в их самые счастливые дни.
— Из Библии мы знаем о Преображении, — сказал он мне. — Только этим словом я могу описать перемены в ее лице. Не душевная болезнь, не чувство, что-то не от мира сего наложило на него свой отпечаток. Возражать было бесполезно, принуждать — бессмысленно. Она действительно скорее бы бросилась со скалы, чем вернулась в мир. Я ничего не смог бы добиться.
