- Напоролись на меня.
- Не напоролись, он сам попросил.
- Почему?
- Надеялись, что ты нам поможешь.
- Напрасно.
Она утрачивает над собой контроль, и где-то в глубине, в приоткрывшейся на миг многослойной трещине, откровенно обнажается страх.
- Ты уверен, что его предложение не даст результата?
Ответ ожидается со столь неприкрытым напряжением, что начинаю ощущать себя врачом, которому выпала необходимость сообщить пациенту о неизлечимости его заболевания.
- Нет... Но и в обратном я не уверен.
- Но какая-то надежда есть?
- Какая-то надежда всегда есть.
Уверенность больного во враче приятна, но не в том случае, когда он надеется на невозможное.
- Значит, ты поможешь. Я не сомневаюсь! Ты не такой человек... - Подходит вплотную - настолько, что ощущаю ее дыхание. - Я поступила подло тогда... Но хочешь верь, хочешь нет, я любила только тебя... И вообще, что бы я ни делала все эти годы, я всегда думала о том, как ты к этому отнесешься, одобришь или нет? Ты мне веришь?
- Нет.
- Ну, конечно, сейчас тебе удобнее не верить... и вообще...
- Что вообще?
- Все, что я говорю сейчас, смешно, наверное. Давно забытая и никому, кроме меня, не нужная история.
Теперь, когда нажаты все рычаги и кнопки и огонь топки дожирает последние крупицы правды, она умолкает в надежде на то, что переполненный парами воспоминаний, я ринусь в указанном ею направлении. Я должен так поступить, если я настоящий человек и честный гражданин. Этого ждут от меня мой бывший друг и моя бывшая любовь, и если я обману их надежды, они будут очень огорчены.
- Все, что ты сказала сейчас, - ложь! - говорю я довольно спокойно. - Ни в чем ты себя виноватой не считаешь. Для тебя самой это - давно забытая история. И вспомнила ты о ней потому, что нужно, для дела, - два последних слова произношу почти по слогам.
Становится ясно, что состав двинулся не в том направлении, на станции возникает паника.
- Неправда, - она, делает попытку скрыть свое состояние,
- Может, ты и сейчас меня любишь? - Не могу удержаться от соблазна выдавить из тюбика всю ложь, всю до последней капли.
- Да... Люблю!
- И это тоже ложь!
- Я любила тебя все эти годы...
- Ложь.
- Каждый раз, когда я закрывала от отвращения глаза (в ход пускаются последние средства из самых недозволенных), я спасалась только тем, что думала о тебе...
- Гнусная ложь!
Наконец и до нее доходит истинный смысл того, что она говорит. Но как ни странно, это лишь прибавляет ей страстности. И остановить ее невозможно.
