Он
был Пророк, ведел бы, кто и какова жена прикасается Ему, яко грешница есть. И тогда как Симон выводил для себя такие заключения, Господь обратил к нему Свою речь, вразумляя, что от Него не скрыты тайные помыслы фарисея, оценены по достоинству и чувства кающейся грешницы, и что Он, Сердцеведец, «делает судиею Симона, чтобы сам себя обвинил и осудил за сомнение о Ведущем все тайное и явное». Добрый Пастырь, приобретая любовью одну овцу, не желал, чтобы погибла и другая. Обратившись к фарисею, Иисус Христос сказал:
Симоне, имам ти нечто рещи, и, получив утвердительный ответ:
Учителю рцы! – предложил следующую притчу:
два должника беста заимодавцу некоему, един бе должен пятиюсот динарий, другий же пятиюдесятъ; не имущема же има воздати, обема отда. Который убо ею, рцы, паче возлюбит его? Симон отвечал:
мню, яко емуже вящше отда. – Право судил ecu, – сказал ему Господь. Все люди виновны пред Богом в злоупотреблении дарами благости Его, – все грешники и должники, и притом неоплатные, спасаемые, под условием раскаяния, единственно благодатью Божией, но чем искреннее раскаяние, чем глубже в них сознание виновности пред Богом, тем ближе к ним и всепрощающее милосердие небесного Домовладыки,
испытующаго сердца (Откр. 2, 23). Указав на ту холодность, с какой фарисей принял Божественного Гостя в своем доме, и на ту горячую любовь, с какой кающаяся грешница приветствовала Его, Иисус Христос высказал явное предпочтение последней; в деле ее выразились до очевидности глубокие черты истинно доброй души, – теплая вера, нелицемерное смирение, искреннее раскаяние.
Видиши ли сию жену, – обратившись к женщине, сказал Господь Симону –
Внидох в дом твой, воды на нозе Мои не дал ecu, сия же слезами облила Ми нозе и власы главы своея отре; лобзания Ми не дал ecu, сия же, отнелиже внидох, не преста облобызающи Ми нозе; маслом главы Моея не помазал ecu, сия же миром помаза Ми нозе. Ты не оказал Мне обыкновенных, принятых у всех, знаков гостеприимства (Быт. 18, 4; 33, 4; Исх. 18, 7; Пс. 22, 5), – не дал воды для ног, масла для головы, не облобызал Меня, – да если бы ты и сделал все это, – и тогда поступок женщины был бы выше твоего гостеприимства, потому что она слезами омыла и волосами своими вытерла Мои ноги, и, не переставая лобызать их, помазала многоценным миром.
Какое высокое смирение! Какая пламенная любовь! Егоже ради, глаголю ти, отпущаются греси ея мнози, яко возлюби много, а емуже мало оставляется, меньше любит.
