Он вглядывался в ее глаза, пытаясь прочитать там правду. Она действительно хотела его отъезда? При расставании все находилось в подвешенном состоянии, но ему казалось, что они оба ожидали продолжения. Он — точно ожидал. Он попал в лабиринт, в эмоциональный лабиринт, и пытался нащупать выход. Пытался постичь смысл всего происходящего. Пытался постичь смысл новых чувств, которые испытывал, и непреоборимости желания связать свою жизнь с жизнью Донны.
Он подошел к ней. Между ними стояли дети.
— Боюсь, нет. Но у меня были смягчающие вину обстоятельства.
Что он хочет этим сказать? Она переводила взгляд с лица Фрэнка на лица сыновей.
— Он сейчас живет здесь, — пришел ей на помощь Стивен.
Донна почувствовала, как у нее открывается рот.
— Что?
— Ага, — не было никаких сомнений в том, что Стивен по крайней мере совершенно счастлив от такого положения вещей. — Он спит в тети Лизиной комнате.
С закружившейся головой Донна едва добралась до дивана и медленно села. Это уже чересчур. Она прищурилась, а голова продолжала кружиться от невероятности происходящего. Лиза и Фрэнк? Лиза? Мысль о Фрэнке и другой женщине поразила ее ударом кинжала. Она почти чувствовала, как холодная сталь вонзается глубоко в живот.
Или в сердце.
Пока ты решалась, мысленно усмехнулась Донна, решать уже стало нечего.
Но Лиза?
Донна подняла глаза на Фрэнка. В ее голосе звучала горечь.
— Быстро же ты перебрался!
Стивен выболтал прежде, чем Фрэнк успел подготовить Донну к новости. Очевидно, когда рядом дети, ничего не может идти по плану.
— Это не то, что ты подумала.
Она в ярости вскочила на ноги. За какую же дуру он ее принимает!
— Я уехала на три дня, а ты перебрался в комнату моей золовки! Не постеснявшись детей! — Как он мог? Как он мог это сделать при детях? И как могла Лиза? — Что же я должна думать?
Неужели она ревнует? — думал Фрэнк. Возмущение, залившее ярким румянцем ее щеки, относилось не только к Лизиной чести. Его не задевали обвинения, но вызвавшая их причина льстила.
Фрэнк ответил возмутительно спокойным голосом:
— Ты должна думать, что я заботился о твоих сыновьях.
— Что? — Теперь она уже совсем ничего не понимала. — Где Лиза, в конце концов?
Прячется, наверное, не смея посмотреть мне в глаза, думала Донна. Но обвинять Лизу она не могла. Могла — и обвиняла — лишь Фрэнка. Вся вина лежит на нем. Вина за все. Если бы он не появился на сцене во всей своей красе, если бы не старался всех очаровать, то ничего бы и не случилось. Она не провела бы три бездарных дня в Сан-Диего, терзаясь безответными вопросами и ничего не почерпнув из лекций, за которые заплатила большие деньги.
