Повседневная жизнь армии Александра Македонского | страница 93



Бунты

Нам понятны меры, принятые на протяжении года царем и «друзьями», для реабилитации себя в глазах уцелевших в сражениях воинов и воссоздания армии: основание новой Александрии около Хану (в современном Ларестане) с многонедельным отдыхом, праздниками, развлечениями, семидневными вакханалиями и пышными процессиями через Карманию, вином, льющимся рекой, деньгами для задолжавших солдат, женщинами для вдовцов и холостяков, массовыми увольнениями из армии с щедрыми пособиями, определением детей, рожденных от смешанных браков с азиатками, в царскую гвардию. Известно, к чему привели две последние меры, принятые в Сузах в августе 324 года. «Уволив от службы престарелых воинов, войско пополнили молодыми. Но прочие, досадуя на увольнение старых солдат, требовали отставки также и себе. Они настаивали, чтобы учитывался не возраст, а время службы, считая справедливым, чтобы одновременно увольнять всех поступивших на службу вместе. И, переходя от просьб к оскорблениям, они говорили, чтобы он один со своим отцом Амоном начинал войны, так как гнушается своих солдат» (Юстин, XII, 11). И когда в Вавилоне 9 июня 323 года македоняне в одних простых туниках прошли перед ложем впавшего в кому царя, это не было свидетельством нерушимой любви: ведь все самые верные, начиная от его друзей>[36] и до гетайров, бросили, именно бросили на целых семь дней тело своего полководца без погребения. Они думали лишь о том, как разделить его наследство, вернуться по своим странам и затеять друг с другом вражду!

Основания для осуждения

И здесь перед нами встают два поразительных вопроса: как случилось, что за несколько месяцев осени 325 года Александр потерял, разбазарил, утратил столь великий капитал своей популярности и симпатии? И как вышло, что через несколько месяцев после его смерти любовь и популярность восстановились, и не с процентами, а с лихвой, сверх всех кредитов, всех долгов?

Едва ли могут быть сомнения в том, что катастрофическое отступление из Индии в 325 году, сравнимое по потерям с отступлением наполеоновской армии из России в 1812 году (около 4/5 состава), лишь усилило жалобы и критику греков в отношении выскочки, верившего, что он способен на всё: заставлять людей приветствовать себя как бога и даже поклоняться себе, без суда отправлять на казнь, требовать от свободных людей жертвовать жизнью, силами и достоинством. Однако всё свидетельствует о том, что поход в Гедрозию и Карманию готовился тщательно и с заботой о личном составе: сатрапы этих регионов и более отдаленных районов, например Парфении, отстоящей на 2 тысячи километров, получили приказ подготовить провизию и оружие до, а не после перехода через пустыню. Еще задолго до того, как войско покинуло устье Инда, царская интендантская служба приказала расставить вехи у колодцев, недавно выкопанных вдоль дороги, по которой должна была следовать армия. Полные провианта и пресной воды повозки должны были служить как колонне на марше, так и морякам в Оманском заливе. Александр повел с собой лишь самые легковооруженные части, между тем как тяжеловооруженные и отягощенные обозом отряды отправились более удобным путем и т. д. Античные историки искали множество оснований, повлиявших на решение Александра: простое любопытство; желание свершить то, в чем потерпели поражение до него все завоеватели (Семирамида и Кир потеряли здесь свои армии); установить новый путь для перевозки пряностей и драгоценных камней из Индии (к большой прибыли всех восточных торговцев); дойти побыстрее и устрашить непокорных сатрапов; усталость, боязнь новых бунтов. Выделим лишь стратегические основания. Основной задачей этого войска, в котором находилось приблизительно 30 тысяч закаленных жителей гор, являлось оказание поддержки флоту Неарха, продвигавшемуся вдоль скалистого и практически негостеприимного берега; второй задачей — пресечение всякого проявления независимости местных племен. Только в этом случае, как и в России в 1812 году, службы разведки, снабжения и дорожного дела не смогли справиться с безжалостной природой. Генерал Лето оказался столь же жестоким, как и генерал Зима. Или, возможно, выражаясь на манер греков, завоеватель не смог безнаказанно стать богом.