Всадник, получавший в ходе боевых действий в три раза больше, находился, как это ни странно, в менее выгодном положении, поскольку он должен был содержать одну или несколько лошадей, по необходимости их заменяя, а также иметь одного или нескольких конюхов. Даже если он происходил из обеспеченной семьи и у него был собственный конь, при этом он едва ли мог рассчитывать больше чем на треть жалованья в качестве чистого личного дохода. Античные историки показывают нам этих господ погрязшими в долгах. К концу своих походов царь вынужден был запретить пиры стоимостью более 10 тысяч драхм (Плутарх «Жизнь», 23, 10). Оценивая минимальную дневную оплату в Греции в одну драхму, мы можем себе представить тот образ жизни, на который рассчитывали воины Великого Царя. Что же тогда говорить о спекулянтах, наживавшихся на сбыте награбленного, торговле женщинами и детьми, использовавших все возможности, предоставляемые черным рынком. Для них война была самой выгодной операцией. В конце зимы 330/29 года в армии был такой голод, что амфора меда стоила 390 драхм, а амфора вина — 300 драхм. Последняя добыча (в Персии), как пишет Квинт Курций (VI, 2, 10), составляла 26 тысяч талантов. Из них 12 тысяч было употреблено на снабжение воинов продовольствием, но столько же было расхищено охраной.
Вспоминается благородная миссия, которую дважды возлагал на царей Македонии Всегреческий союз в период между 337 и 335 годами, назначая их командующими походов в Азию: «Освободим греков, наших братьев». И почти что всем было невдомек, что греческие города в Азии, едва только «освободятся» от «дани» царю Персии, начнут платить «контрибуцию» освободительной армии. Велика разница, нечего сказать! Строптивцы, такие как Милет и Галикарнас, подверглись осаде, а после испытали на себе все прелести закона «горе побежденным». Дело в том, что финансовое положение войска при выступлении в поход было очень шатким, интендантская служба располагала не более чем 70 талантами (этого едва хватало на плату пехотинцам македонской фаланги за семь дней кампании!) и запасами провианта на тридцать дней. Во время бунта в Описе в 324 году царь заявляет, что обнаружил в казне Филиппа менее 60 талантов, между тем как долгов было на 500 талантов. Ему пришлось даже занять 800 талантов, чтобы экипировать войско, прежде чем оно покинуло Европу (если только эта сумма не была ежемесячным жалованьем, предназначенным его 1800 всадникам и 12 тысячам пехотинцев). После первой же крупной битвы осенью 334 года царю, несмотря на «контрибуции» греческих городов, пришлось распустить флот, поскольку деньги подходили к концу. Тем не менее войско не разбежалось, а при осаде Тира в 332 году греческий флот вновь прибыл поддержать пехотинцев. Дело в том, что всех этих людей, всех этих сто тысяч свободных человеческих существ, пустившихся в великий поход, от царя до самой последней проститутки, воодушевляла вовсе не идея крестового похода, не любовь, не ненависть, а надежда сделать состояние. Война должна питать войну или, вернее, Македонию, нацию хищников.
