И наконец, сцена, которая развернулась в начале зимы 334 года в Милиаде, в Ликии. Край высоких гор, остроконечных вершин, цитаделей, который, начиная с эпохи легендарного Беллерофонта и Химеры, служил прибежищем пастухов, или «людей с вершин». На этот раз греческой армии, «освобождавшей» прибрежные города, пришлось осадить небольшое местечко или, скорее, «орлиное гнездо» мармарийцев (около Сарацика?) над Фаселидой. «В течение двух дней один приступ сменялся другим… Молодежи (местной) было человек 600, они отказались поднять руку на близких, но подожгли дома (ночью) и, высыпав через ворота, отступили в горы» (Диодор, XVII, 28, 1–5; Арриан, I, 24, 5–6). Отчаявшийся враг также может стать тактиком. Что касается огня, нельзя точно сказать, что к нему прибегли осажденные, — нападавшие с помощью катапульт осыпали город горящими снарядами.
Немного выше Арриан (I, 27, 5–28, 2) обращает внимание читателей на великолепный Термесс в Памфилии, крепость, развалины которой посещают туристы при входе в ущелья Писидии между двух скалистых пиков. Один вид греческих сил так впечатлил термессцев (событие произошло в течение той же зимы), что они разбежались по соседним вершинам, оставив за своими стенами лишь небольшую стражу. Город был взят благодаря внезапной атаке самых ловких и наиболее легко вооруженных горцев — защитники были вынуждены пригибаться под дождем копий, стрел, дротиков, камней и метательных снарядов.
Именно осаду Тира рассказчики описывают вдохновеннее всего. Не только потому, что она длилась более шести месяцев, с февраля по август 33.2 года, и была особенно кровавой, но и потому, что ознаменовала конец финикийского владычества и предоставила греческой торговле абсолютное главенство в Восточном Средиземноморье. После разгрома при Иссе Персидская держава все еще сохраняла значительный козырь — финикийский флот со всеми вытекавшими отсюда возможностями политических и торговых связей с Карфагеном, Сицилией, Испанией. Пораженные быстротой греческих побед, брошенные персидскими властями, а также подкупленные обещаниями и македонским золотом, цари Кипра и финикийских городов так или иначе присоединились к победителям. Однако Тир, в эту эпоху укрепленный остров, запретил македонскому полководцу входить в святилище Мелькарта, которого греки отождествляли с Гераклом, теоретически предком Александра. Этот предлог был выбран, чтобы не платить грекам дань. Десятина Мелькарта принадлежала лишь его царю-жрецу, финикийцу Азимильку. В осадных действиях нас в данном случае также интересуют лишь их оригинальность и необычность, а не банальность и гнусность.
