Уже у владений своих отдохнуть он решил.
Под своды ветвей к обиталищу Духа Лесного
Вослед за Роллоном отряд его поворотил
И молвил, как учит Традиция, нужное слово
Владетельный воин в пути.
Но пуст, позаброшен шатер Берегущего Лес,
И дикий бурьян прорастал у него на пороге,
И люди лесные не прятались в чаще окрест,
Не вышел встречать ни один у дороги
Отважный Роллон изведал холод страха. И вместе с ним подобное ощутил Хайд. Это был его текст, его мир, а мерзавец Питер должен был всего лишь жить в этом мире. Но Питер поступил по–своему. Он обжил и переиначил мир, опошлив его.
Питер–Хайд под последние аккорды уходил со сцены. Между близнецами должен был состояться последний разговор, и Хайд, уже переживавший это во сне, заранее знал, чем все закончится. Представление окончено: теперь из них должен остаться только один.
Хайд проснулся окончательно только тогда, когда грузовоз докатился до паромной переправы в Уле.
— Не будил вас, — объяснил добряк Торнтон, — уж очень славно вы спали. Глядя на вас, и я раззевался. Но не делал остановки, чтобы поспеть к парому.
— Это морской паром в Уле? — плохо соображая, где находится, спросил Хайд, растерянно хлопая глазами.
— А какой же еще? — развеселился Торнтон. — Северные ворота мира!
— Поразительно! И сколько времени мы ехали?
— Ну, вы ехали шесть часов, а я до того еще семь.
— Как можно выдержать пятнадцать часов за штурвалом? — поразился Хайд. — Это же превыше сил человеческих!
«Вот о чем нужно написать, — немедленно подумал он, о человеке, который своими собственными руками создает свое благосостояние. Он рядом с нами. Он незаметен и скромен. Но он совершает подвиг ежечасно, потому что им движет высокое чувство долга и ответственность перед клиентом, семьей, самим собой. И когда он справляется с трудностями, то он счастлив».
Но тут Хайд вспомнил, что больше ничего уже никогда не напишет, и вновь ощутил пустоту и холод собственной недавней смерти.
— Полагаю, — отвечал между тем Торнтон, — что многое в этом безумном мире по силам человеку. Либо ты гонишь свою водогрейку, как одержимый, не делая остановок, либо ты опаздываешь на паром, и опаздываешь на всю жизнь. Жизнь, дружище, она как паром, ждать не будет.
— Это мудро! — поразился Хайд.
Добряк Торнтон против его воли пробуждал в нем интерес к жизни.
— Благодарю вас от всей души за добрые слона, — сказал перевозчик. — Но что вы будете делать в дальнейшем? Что бы у вас ни стряслось, жизнь продолжается. Если вам не надоела моя компания, то я предлагаю вам воспользоваться паромом вместе со мной. Здесь, в северных краях, тоскливо и холодно. А в Мире весна. Или у вас свои планы?
