Совенок хохотнул и, подойдя вплотную к девочке, крикнул ей в лицо:
— Послушай, что я тебе скажу! Мика самая красивая девушка во всей долине, и у нее глянцевитая кожа, а ты настоящее пугало, и у тебя все лицо в веснушках. Неужели не видишь разницы?
Он снова двинулся к дому. Мариука-ука уже не шла за ним. Она села в кювет по правую сторону дороги и, закрыв руками веснушчатое личико, горько заплакала.
Люди могли говорить что угодно — это никому не запретишь. Но то, что говорили об их троице, не отвечало истине. И на Роке-Навозника нечего было все сваливать, и они с Паршивым были виноваты только в том, что старались как можно лучше проводить время. Что Перечнице-старшей, сыровару или дону Моисесу не нравилось, как они проводят время, — это совсем другой вопрос. Кто мог доказать, что это недовольство вызывалось дьявольской извращенностью троих друзей, а не было просто блажью со стороны Перечницы, сыровара и Пешки?
Взрослые чуть что нападают на детей, хотя часто это объясняется природной раздражительностью и подозрительностью первых, а не проказами вторых. Взять, например, Пако-кузнеца. Он понимал детей, потому что был здоров и добродушен в отличие от Пешки с его изжогами, больной печенью и перекошенным лицом. И от отца Совенка, сыровара, которому скопидомство мешало смотреть на вещи жизнерадостно. И от Перечницы-старшей, у которой был кот и которая только его и любила, как будто он был непостижимым образом порожден ее собственной бесплодной утробой. Но дети со своей стороны были не виноваты в том, что Перечница-старшая питала неумеренную любовь к этому коту, и в том, что кот вскакивал на витрину, когда солнце, воспользовавшись недосмотром туч, высовывало в просвет свое румяное лицо. В этом вообще никто не был виноват. Но Даниэль-Совенок видел, что дети неизбежно оказываются виноваты в том, в чем не виноват никто.
В истории с котом, собственно говоря, тоже не было ничего из ряда вон выходящего. Если бы это был кот Антонио-Брюхана или даже Зайчих, ничего не произошло бы. Но Лола, Перечница-старшая, была скандалистка, и в ее любви к коту явно было что-то болезненное и ненормальное. Ведь если бы выходке ребят можно было придавать серьезное значение, если бы она была греховной, разве дон Хосе, священник, стал бы так весело смеяться, когда ему о ней рассказали? Конечно, нет. И кроме того, черт возьми, кот сам нарвался на это, забравшись на витрину погреться на солнышке. Правда, с другой стороны, эта кошачья привычка давала Даниэлю-Совенку и его друзьям существенную экономическую выгоду. Если они спрашивали на реал пряников в лавке Перечниц, то старшая говорила:
